«Я считаю чрезвычайно важным достичь благоприятного процентного соотношения пролетариев и не пролетариев в нашей партии. Но я никак не думал, что это будет достигаться одновременным разгромом интеллигентской части партии… Атмосфера, создавшаяся за последнее время в партии, чрезвычайно тягостная… Люди начинают бояться друг друга, боятся высказать какую-нибудь новую свежую мысль, судорожно цепляются за ортодоксию, судорожно стараются заявить о своей политической неблагонадежности, а часто подтвердить ее бешеными нападениями на соседей… Я не знаю, Леонид Борисович, что мы можем предпринять».

А что они могли предпринять?

Красин вскоре умрет. Луначарского отстранят. Ожидаемой поддержки своих идей Сталин от комсомола не получит.

В этой ситуации Сталину ничего не оставалось, как сменить комсомольского лидера.

Поэтому Петра Ивановича, как водится, сняли, направили учиться, взяли в партаппарат. Он добрался до поста второго секретаря Ленинградского обкома. В самый разгар репрессий стал первым секретарем Сталинградского обкома.

При этом Косарев уже давно руководил комсомолом страны.

Настал 1938 год.

Смородин из газет знал, понимал, что Ежов, а потом Берия готовили разгром комсомола. Мечтал вмешаться. Но в июне 1938 года – за полгода до ареста Косарева – Петра Ивановича арестовали как врага народа. Припомнили ему, конечно, и отрыв от линии партии в двадцать четвертом, и неоправданное продвижение друзей – ветеранов Гражданки на руководящие посты, и многое другое. А в чем-то обвинили стандартно: шпион типа всяких там разведок.

Он был расстрелян в феврале 1939 года, почти одновременно с Косаревым.

Смородину было 42 года.

18 июля 1924 года, когда мой дед Александр Косарев учился в Коммунистическом университете, в кабинете Смородина появился следующий руководитель комсомола – Николай Чаплин.

Ему дали осмотреться, и в конце 1925 года, накануне важнейшего и переломного XIV съезда партии, делегатом которого был и Косарев, Николая Павловича Чаплинаи его второго секретаря Александра Мильчакова неожиданно вызвал к себе Сталин.

Не в кремлевский кабинет, а именно домой, в кремлевскую квартиру.

Мильчаков вспоминает, что в Кремле находились гаражи, медпункт, прачечная, парикмахерская и другие службы, обеспечивавшие быт высшего руководства. У входа в жилой дом и на каждом этаже дежурили охранники. Мебель в кремлевских квартирах была казенная с жестяными номерками. Центрального отопления не было. В комнатах стояли печи, которые каждое утро прислуга топила дровами.

В назначенный час гости стояли у дверей сталинской квартиры.

Дверь открыла Надежда Аллилуева, провела комсомольских секретарей в комнату, уставленную книжными полками.

Сталин, закончив телефонный разговор, вышел к гостям, поздоровался, пригласил сесть:

– Кто курит, курите, не стесняйтесь!

«Сталин, – пишет Мильчаков, – говорил об оппортунизме Зиновьева и Каменева, об их «штрейкбрехерстве» в октябре, брал с полки книги Ленина, зачитывал ленинские характеристики Зиновьева и Каменева. Останавливался на последних ошибках зиновьевцев, на их «вылазках» в ленинградской печати. Он едко высмеивал их отрыв от практики, от жизни, называя их «интеллигентами», «вельможами», ничего не смыслящими в деревенской жизни.

Далее Сталин раскритиковал Бухарина, снова привлекал ленинские оценки теоретических заблуждений Бухарина. «Досталось» Бухарину и за правый уклон, и за «всегдашнее трусливое примиренчество», и за совпадение его взглядов с настроением Н. К. Крупской, «которая скатывается в объятия оппозиции»».

И еще.

«В заключение беседы Сталин прошел к себе в кабинет, взял со стола список членов и кандидатов ЦК.

– Абсолютное большинство в ЦК – за генеральную линию партии, оппозиционеров всех мастей меньшинство. Есть еще незначительная кучка людей, представляющих «болото». Таким образом, всё ясно. Оппозиционерам крышка.

Когда Чаплин и Мильчаков собрались уходить, Сталин вызвался их проводить. Он накинул на плечи меховую куртку, надел шапку-ушанку и вышел с ними. Часовому показал книжечку члена президиума ЦИК СССР.

– Пропустите товарищей, они были у Сталина.

Они медленно шли к Дому Советов, вспоминает Мильчаков.

– Ну как, что скажешь?

– Всё бы хорошо, да уж больно он злой…

– Да, их он ненавидит.

– Он для себя, как видно, давно решил вопрос об их судьбе, из ЦК их уберут.