Он не стал настаивать на продолжении разговора. А вскоре привели и Аметиста. Я снова машинально потрепала его и самостоятельно забралась в седло. Наша маленькая кавалькада тронулась. Лошади шли степенно. Матушка и Амбер негромко переговаривались, иногда пытались вовлечь в свою беседу и меня, но это было обсуждение молодых людей, просивших разрешения посещать наш дом и ухаживать за сестрицей, и потому от высказывания своего мнения я уклонилась. Эта тема мне была неинтересна и в лучшем расположении духа.

Барон ехал впереди, за нами следовали на лошадях два лакея, которые должны были прислуживать и охранять наш покой. Впрочем, охранять-то было особо не от кого. Берег пруда ожидаемо пустовал. Да и кому бы взбрело в голову устраивать пикник в ту пору, когда все увеселения проходили под крышей, даже в саду не выставляли столов и не устраивали игр. Но моим родителям хотелось подбодрить меня, и они сотворили ужасную вещь — нарушили правила. Мои-то родители! Однако это было так, и слабая благодарность шевельнулась в моей стылой сейчас душе.

А пока лакеи расставляли всё, что привезли с собой, батюшка с матушкой решили прогуляться по берегу. Мы с сестрицей шли за ними. Амбер, заглянув мне в глаза, взяла меня за руку и пожала ладонь. Я слабо улыбнулась ей и отвела взгляд на водную гладь. Она показалась мне совершенно черной, и по этой холодной черноте плыли опавшие листья. А среди пожухлых «корабликов» скользили утка с селезнем. Он впереди, она за ним, не отстав и не отвернув в сторону ни разу. Заметила их и Амберли:

— Смотри, Шанни, как мило, — сказала она. — Подожди немного.

Амберли выпустила меня, сбегала к лакеям, а вернулась с куском румяной булки. Разломав свою добычу, сестрица протянула мне половину и, вновь сжав руку, увлекла за собой к кромке воды. Здесь она отломила кусочек и бросила уткам. Селезень благосклонно сменил направление и подплыл к нам, ведя, словно в поводу, свою подругу. Амбер захлопала в ладоши и бросила уткам следующий кусочек булки.

— Какая прелесть! — воскликнула она. — Шанни, покорми их!

Я послушно отломила кусочек и бросила в пруд. Амберли обняла меня за талию, уместила голову на моем плече и вздохнула.

— Возвращайся ко мне, сестрица, — попросила она. — Мне без тебя не разобраться во всех этих предложениях. Кто мне еще подскажет, кому стоит довериться, а от кого держаться подальше? Ее милость добра, но ты ведь спасла меня от Брана Гендрика, и я тебе очень благодарна. Но что мне делать дальше? Ты разбираешься в людях, а я слишком наивна и ничего не понимаю в жизни.

Криво усмехнувшись, я бросила уткам последний кусок и обняла сестрицу в ответ.

— Я совсем не разбираюсь, дорогая, — сказала я.

— Еще как разбираешься, — заверила меня Амбер.

И вновь я спорить не стала, лишь подумала — если бы я не ошибалась в своих выводах, то сейчас стояла бы не на берегу пруда, а на дворцовом паркете. Однако я кормлю уток, а ее подлость уже успела подсунуть королю свою очередную кандидатку на исполнение высочайших прихотей. И он наверняка успел оценить и ее декольте, и готовность к близости с ним… Противно.

Покривившись, я освободилась от объятий Амберли и отошла от воды. Сестрица последовала за мной. Она поглядывала на меня, но больше пока ничего не говорила, а вскоре опять взяла за руку, и мы побрели между деревьев, ожидая, когда нас позовут. Сегодня было решено не брать стола и стульев, на земле мы тем более сидеть не собирались. Нам накрывали… на пне. И есть мы должны были стоя. Мне подобные чудачества были безразличны.

Я бы предпочла, оказавшись в своих комнатах, слушать треск огня в камине и протяжные завывания, нет, не ветра, а вздохи моей дорогой Тальмы. Вот уж кто пытался ходить за мной, словно за малым дитя, пока я не указала ей на стул в углу гостиной, где теперь служанка просиживала целыми днями, не желая оставлять меня в одиночестве ни на минуту.

— Ваши милости, — к нам подошел лакей. Он поклонился: — Извольте пожаловать к столу.

Ничего горячего или сытного не подразумевалось. Дабы не перебить аппетит до обеда, а лишь чуть утолить легкий голод, который должен был появиться на свежем воздухе. Так что на пне, покрытом белоснежной салфеткой, не было мясных блюд, ни горячих, ни холодных. Лишь сыр, булка, овощи и фрукты. Для родителей стоял маленький графин с легким вином, для нас с сестрицей ягодный напиток.

— Смотри сколько булки, — шепнула мне Амбер. — Мы можем снова покормить уток. Там, кажется, еще прилетели.

— Хорошо, — кивнула я.

Я вообще стала сейчас удивительно послушна. Что сказали, то и сделала. Велели переодеться к прогулке — переоделась, велели ехать верхом, села в седло, сказали кормить уток — покормила, сунули в руку булочку с уложенным на нее куском сыра — съела, особо не чувствуя вкуса. Да мне попросту было всё равно, что я буду делать, и буду ли вообще. Разве что заставить меня говорить оказалось почти невозможно.