Я ответила не сразу. Поднявшись с кресла, я отошла к книжному шкафу и в задумчивости скользнула кончиком пальца по корешкам книг, не вчитываясь в их названия. Мне требовалось самой разобраться в тех чувствах, которые вызывал во мне король Камерата. И первым, о чем я вспомнила, было наше с ним знакомство. Тогда он заворожил меня ощущением силы, которое я с такой легкостью уловила. Да, государь произвел на меня впечатление…

А потом я вспомнила резиденцию. Наши прогулки, наше сближение, его касания и поцелуи, особенно тот, который не оставлял меня равнодушной и сейчас — на берегу Братца, когда ноги мои ослабели, и мысли разлетелись, будто вспугнутые мотыльки. Тогда я увлеклась государем, даже больше. Это я могла сказать со всей точностью.

А потом был наш разговор в конце лета и его категоричность, после которой всякое наше с ним общение прекратилось. Мне и вправду было больно, и я ждала, когда он захочет вернуть меня в свою жизнь. А когда перед поездкой на представление Амберли государь заговорил со мной, я ведь была сама не своя от радости! Но после случилось предательство герцогини, а затем и его письмо с описанием моего будущего. То письмо оскорбило меня и дало силы вырваться из пут отчаяния. Злость — тоже целитель…

— Так что же, Шанни? — напомнил о себе его сиятельство. — Ваше молчание затягивается. Если бы вы были уверены в своих чувствах, то ответили бы сразу, и да, и нет. Но вы размышляете. Или же не хотите делиться сокровенным?

— От вас, дядюшка, у меня нет секретов, — обернувшись, ответила я с улыбкой. — Вы правы, я пытаюсь осмыслить свои чувства. У меня нет однозначного ответа. Я могу в точности сказать, что мне приятно общество государя. Мне нравится смотреть на него и слушать его голос. Его касания меня волнуют, иначе бы не было смущения. Но…

— Но?

— Не знаю, — я покачала головой. — Я ревновала его, когда увидела в театре с графиней Хорнет, но можно ли на основании всего этого говорить о любви? Говорят, что любовь затмевает разум, однако мой разум всегда чист, и его голос звучит громче сердца.

Граф поднялся со своего места, приблизился ко мне, и я, развернувшись, уткнулась лбом в грудь его сиятельства.

— Мне страшно открыться, дядюшка, — пожаловалась я. — Страшно довериться ему. Наш государь не обременяет себя верностью, он непостоянен, и ему достаточно лет, чтобы верить в перемены в характере. Если я сделаю шаг навстречу, то, опасаюсь, однажды мне предстоит узнать, что такое настоящая боль. Он наиграется мною и выкинет, как надоевшую игрушку. — Я выдохнула и отстранилась: — Мне нужна уверенность в будущем, любовь ее не дает. Я по-прежнему склонна говорить о дружбе. Возможно, он сам привыкнет делиться со мной сокровенным, и тогда я останусь для него единственным человеком, которому он может открыться — а это уже связь. И связь более надежная, чем чувства.

— Не могу с вами не согласиться, Шанни, — граф протянул руку и заправил мне за ухо выбившуюся прядку. После провел по щеке костяшкой согнутого пальца и коротко вздохнул: — Беда лишь в том, что вы играете с ним в одну и ту же игру, но итог видеться вам по-разному. Из того, что вы рассказали о переменах в ваших взаимоотношениях с Его Величеством, я делаю вывод, что он решил приручить вас. Вы сами дали ему ключ, когда высказались о том, что стало для вас важным. Думаю, однажды, когда такие вольные отношения станут для вас привычны, он начнет отстраняться и флиртовать с другими женщинами, чтобы ранить вас и вынудить на тот шаг, которого он ожидает. Вас дрессируют, дитя мое. — Я нахмурилась и отвела взгляд, но дядюшка, подцепив мой подбородок двумя пальцами, заставил снова посмотреть на него: — Не спешите оскорбляться и негодовать, Шанриз. Он уже проделывал с вами такое, вспомните. Тогда вы выдержали характер, и государь был рад использовать любой предлог, чтобы вновь сойтись с вами. К сожалению, предлог оказался печальным, но результатом стало его возвращение к вам. Это ваше оружие, дитя мое. — Я ответила внимательным взглядом: — Вы сильны духом, упрямы и непреклонны — это ваше противоядие. То, что разум берет верх над чувствами — замечательно. Если бы было иначе, он бы уже мог пресытиться фантазеркой, а сейчас у вас есть возможность приручить его самого. Но это безумно тонкая грань, с которой легко сорваться. И если однажды вы все-таки окажетесь с ним на ложе… уж простите, дорогая, то вы никогда не должны принадлежать ему полностью. Он всегда должен вас добиваться, и тогда вы сможете получить то, чего так страстно желаете — его поддержку в ваших устремлениях. Но, быть может, вы и вправду сумеете превратить его любовь в дружбу, став его доверенным лицом. Однако прежде, чем вы перейдете к действию, стоит выстроить более четкий план, жизнеспособный и реалистичный. И сейчас я уже говорю не о ваших взаимоотношениях с государем, а о реформах. И вот в этом я вам помогу…

— Вы всегда мне помогаете, дядюшка, — улыбнулась я.

Он потрепал меня по щеке и указал на кресло. Вернувшись на прежнее место, я расправила складки платья и воззрилась на графа с ожиданием. Его сиятельство сел и улыбнулся:

— Как же мне нравится этот ваш взгляд, — сказал он. — Всегда ценил в людях умение слушать. Вы умеете и слушать, и слышать, что важно. Однако вас продолжает подводить ваша порывистость, поспешность суждений и резкость. Стоит обуздать себя, дитя мое. И научиться гибкости тоже. Ваше правдолюбие похвально, но дворец — не то место, где стоит всегда высказываться прямо. Однако вернемся к реформам. Вы верно заметили, на высший класс ставку делать рано. Наше общество еще не скоро дозреет, а вот среди мещан и бедняков вы найдете отклик. И вот, что мне подумалось…

Мы проговорили с его сиятельством почти до сумерек, даже обедали в его кабинете. И когда принесли свечи, я охнула. Дядюшка хмыкнул и закрыл тетрадь, где успел за время моего отсутствия записать свои мысли, которые мы с ним разбирали.

— Вам пора, Шанни, — сказал граф с улыбкой. — Не хочу, чтобы ваши родители и вовсе прокляли меня. Элиен считает меня главным виновником вашего вольнодумства и нежелания выйти замуж. Если же из-за меня вы не успеете навестить ваших родных, то меня и вовсе проклянут. А к нашему делу мы еще вернемся. Да, еще, — я перевела взгляд с тетради на дядюшку: — Не забывайте, о чем мы с вами говорили. Оставьте всё прочее чтиво и начинайте изучать законы Камерата. Ознакомьтесь со всеми материалами, которые я вам советовал. Заложите необходимый фундамент для будущего, чтобы не оказаться цветком, вырванным из земли. Если сумеете переупрямить государя и заполучить нужную вам должность, вам придется сражаться с ретроградами. И лучше это делать самостоятельно, тогда вы добьетесь уважения и заставите с вами считаться. Вы должны иметь против них оружие.

— Я всё поняла и запомнила, ваше сиятельство, — кивнула я и, поддавшись чувству, порывисто обняла его и поцеловала в щеку: — Я люблю вас, дядюшка.

— И я вас, дитя мое, — с улыбкой ответил граф, погладив меня по щеке.

А спустя полчаса я уже подъезжала к особняку Тенерис, отчаянно злясь на себя за то, что не задала тех важных вопросов, которые у меня имелись. Слишком заманчивой была тема, предложенная дядюшкой. Впрочем, я могла узнать то, что упустила сегодня, в свой следующий визит, да и магистр Элькос оставался особо приближенным к монарху, а потому знавшим ответов поболее графа Доло. Правда, маг не дядюшка, и если до сих не открыл мне своих знаний, значит, не считал это нужным. Выходит, мне нужно было заставить его это сделать, но так, чтобы не выдать главу своего рода, уже приоткрывавшего передо мной завесу тайны, однако не рассказавшего всех подробностей.