На ощупь найдя на столе кремень и кресало, я зажгла светильник, а когда обернулась — чуть не налетела на господина Тодеу, который стоял позади. Я снова вскрикнула, но в этот раз не уронила светильник, потому что Десинд успел схватить меня за руку и поддержать плошку. Фитилек мигнул, но не погас, и даже жир не пролился.

— Вас опасно оставлять одну, — сказал Десинд, осторожно отбирая у меня светильник.

— Если бы я была одна, пугать меня точно было бы некому.

— Тогда ещё раз прошу прощения, теперь уже за себя, — он поднял плошку с огоньком повыше. — Я вам посвечу, а вы берите тряпки, воду, что там ещё нужно. Не хотелось бы, чтобы завтра Джодин поскользнулась и свернула себе шею.

Про себя я отметила, что в отличие от сестры он назвал служанку настоящим именем, а не уменьшительным прозвищем. Но даже это не слишком извиняло его в моих глазах.

— Не утруждайте себя, — сказала я, не двигаясь с места. — Прекрасно справлюсь без вашей помощи. Уборкой занимается прислуга, а вы — хозяин дома, глава семьи. У вас другие обязанности. Например, по воспитанию детей. Вы уделяете этому так много времени, а тут ещё и порка отняла столько сил… Так что не смею вас задерживать.

Я сделала паузу, ожидая, что он что-нибудь скажет, но господин Тодеу молчал. И смотрел на меня, будто собирался писать мой портрет по памяти. Я занервничала под этим взглядом, но старалась держаться уверенно.

— Что-то я не понимаю, — произнес он, наконец, — вас обидел Эйбел, но злитесь вы, как будто, на меня.

— Меня обидела невоспитанность Эйбела, — подсказала я ему, — но в ответе за воспитание не дети, а их родители.

— Намекаете, что мои воспитательные меры никуда не годятся? — спросил мужчина, по-прежнему держа светильник.

— В догадливости вам не откажешь.

— Не претендую на особую догадливость, — он поставил светильник на стол и скрестил на груди руки, — но мои меры воспитания действенны. Больше Эйбел никогда не посмеет к вам подойти.

— Но добавит ли ему это любви к вам? Уважения ко мне? — спросила я, начиная горячиться. Хотела разговаривать с ним холодно, с высокомерной вежливостью, но не получалось — совсем не получалось. — Удержит ли это его от нападения на другую девицу, показавшуюся ему доступной и смазливой?

Он слушал меня, не перебивая, и я осеклась, вспомнив, что живу в доме этого человека нелегально, прячась от королевской гвардии, а этот человек знает, что я — лгунья. И о причинах лжи можно домыслить что угодно.

— Что замолчали? — спросил Десинд, и голос у него был почти вкрадчивым. Так мог бы говорить лев, спрашивая у пойманного зайца, который час. — Продолжайте, не стесняйтесь. Вы так мило поучаете меня… Но у вас ведь есть на это право. Вы ведь из монастыря, а там обитают почти святые. Вы считаете себя почти святой, Элизабет?

Я вздрогнула, внимательно вглядываясь ему в лицо. Он смеялся надо мной… Нет, не так. Не смеялся, но было что-то в его тоне… В его словах…

— Эйбел рассказал мне, зачем вы ходили на рынок, — продолжал тем временем Десинд. — И о чем вы говорили — тоже рассказал. Полагаю, на почту вы уже наведались.

— Мне сказали, это вы забрали письмо, — пробормотала я, мигом растратив всю свою браваду. — Что вы с ним сделали?

— С письмом? — уточнил он, усмехнувшись.

Я только кивнула, не в силах произнести ни слова.

— Сжег его, — сказал он, и я с облегчением выдохнула, но тут же снова уставилась на него настороженно.

— Послушайте, — сказала я, кашлянув, чтобы вернуть голос, — я попытаюсь объяснить…

Но Десинд перебил меня:

— Ничего не надо объяснять, — сказал он немного торопливо, будто боялся, что сейчас я и в самом деле скажу правду. — Я понял, вы хотите остаться. Причины и сроки меня не интересуют. Считайте этот дом своим убежищем. Остальное — неважно.

— Но вы… — я была потрясена, услышав это. — А я…

— Мне же не хочется, чтобы вы сдали меня полиции, написав донос про контрабанду, — сказал он, таинственно.

Я залилась краской до ушей, и мне было нестерпимо стыдно — ещё хуже, чем когда думала, что господин Тодеу посчитает меня виновной в соблазнении Эйбела.

— Уверяю вас, — быстро сказала я, пряча глаза, потому что не могла сейчас посмотреть ему в лицо. Если бы посмотрела, то случилось бы… что-то странное случилось бы. В этой кухне, где горел один только светильник, в этом доме, где жил мужчина, который умел удивить, испугать и… успокоить. — Клянусь… я не сделала ничего дурного… Вернее…