Прежде, чем я успела ответить, мы оказались в маленькой комнате, где было тепло от жаровни, стоявшей посредине, на прибитом металлическом листе. Два окна были наглухо закрыты ставнями, у стены стоял топчан, застланный лоскутным покрывалом, на грубо сколоченном столе горел светильник в колбе из толстого стекла, оплетенного проволокой и снабженного широким металлическим кольцом.

— Что-то случилось? Что-то дома? — продолжал спрашивать господин Десинд, одновременно срывая с меня шапку, чепец, затем пальто, а затем… начиная расстегивать пуговицы на моей кофте.

— Вы что делаете?.. — растерянно спросила я, пытаясь оттолкнуть его руки.

Пальцы у меня горели и плохо сгибались, и губы тоже двигались с трудом… Неужели от холода?..

— Что делаю? — Десинд, не обращая внимания на мои протесты, сорвал с меня кофту, а потом взялся развязывать пояс моей юбки. — Пытаюсь вас раздеть. А вы что подумали?

Боюсь, в тот момент я ни о чем не думала. У меня просто не осталось связных мыслей. Я только и могла, что наблюдать, как мужчина распускает узел моей верхней юбки, а потом усаживает меня на лоскутное одеяло, становится на колени и начинает расшнуровывать мои туфли.

— А… а зачем?.. — пискнула я, когда Десинд снял с меня один башмак и принялся за другой.

— Затем, что вы промокли, — ответил господин Тодеу сердито. — Или вы предпочитаете какую-нибудь другую причину?

— А…а… — я задышала, как рыба, выброшенная из воды.

— Снимайте чулки, — велел мне хозяин и поднялся, чтобы поставить мои башмаки возле жаровни. — Я не смотрю.

Глядя в его широкую спину, я быстренько развязала подвязки и стащила чулки, промокшие насквозь.

— Забирайтесь на постель и завернитесь в одеяло, — последовал новый приказ. — Не бойтесь, оно чистое. Это моя комната, остальные здесь не бывают.

Он словно упрекнул меня. В чрезмерной брезгливости?.. Служанку?..

Я с беспокойством посмотрела на Десинда и вдруг поняла, что волнуюсь о том, что он обо мне подумает, больше, чем о том, что сижу на постели полуголая.

— Давайте сюда чулки, — господин Тодеу забрал их и повесил на табурет, переставив его к жаровне. — Так что случилось, Элизабет? С чего вы примчались ко мне посреди ночи?

— Ничего не случилось, — ответила я слишком быстро, поджимая замерзшие босые ноги.

— Вы просто соскучились по мне? — подсказал Десинд, теперь снимая свою куртку, а потом сбрасывая с сапог какие-то металлические прутья, загнутые, как когти.

— Н-нет… — ответила я, глядя на странное приспособление.

— Тогда не могу объяснить ваше поведение. Вам настолько надоело жить?

— Просто хотела поговорить с вами, — я смотрела на металлические когти только сейчас до меня начало доходить, что я только что вытворила. — Эти штуки… — я указала на когти. — Они — чтобы ходить по льду?

— Именно, — подтвердил Десинд. — Но вам они не нужны.

— Не нужны?.. — машинально повторила я.

— Вы ведь уверены, что умеете летать как птичка. Или — плавать, как рыбка? Черт возьми, Элизбет! — сказал он вдруг страстно. — Если бы я не услышал ваш крик… Вы понимаете, что могло бы произойти?! И почему вы до сих пор не в одеяле?

— Мне не холодно, — соврала я, хотя от его слов меня словно опять окатило ледяной волной.

— Конечно, вам жарко, — язвительно сказал Десинд. — А ну, быстро укрылись…

Он потянул край лоскутного покрывала, чтобы набросить его мне на плечи, и как-то совершенно неожиданно мы оказались совсем рядом — я и господин Лев, только что грозно потряхивавший гривой.

Когда Десинд подался вперёд, укрывая меня, его волосы защекотали мои губы, а щекой я почувствовала тепло его щеки — если чуть-чуть повернуть голову, можно коснуться её губами…

Странные и опасные мысли и желания… Особенно после того, как я чуть не свалилась в море… Совсем не спокойное море, штормовое…

— Вы не могли услышать, как я кричала, — сказала я тихо, понимая, что в этот самый момент оказываюсь не в плену лоскутного одеяла, а совсем в другом плену. Который опаснее и золотой королевской клетки, и жадного бездонного океана…

Мужчина, только что укутывавший меня одеялом, замер, держа руки на моих плечах. Даже через одеяло эти руки грели меня сильнее, чем жаровня, с раскаленной решеткой. Эти руки обжигали меня, но мне совсем не хотелось уклоняться от их огня. Или от огня их хозяина…

— Снаружи воет ветер, — продолжала я, сбивчиво, — и шумит море… Я саму себя не слышала, и вы не могли услышать…

— Ваша правда, — он по-прежнему держал меня за плечи — крепко, но бережно, словно боялся, что сейчас я вырвусь и опять побегу по льду. Как глупая пташка, которая мечтая о свободе, насмерть расшибается о стекло.

— Тогда… как?.. — уже шепотом спросила я.

Боже, Миэль! Тебе-то какая разница — как?! Зачем расспрашивать, ведь ты шла говорить совсем не об этом!