— Понятно, а почему Грач?

— По нашим преданиям, Грач — символ бесчестия. Он сеет предательство и несет бесславную смерть тем, кто имел неосторожность ему довериться.

«Надо же, — подумала я, — какие говорящие у сидов прозвища».

— А что означают ваши имена?

Учитывая последнее, было бы совсем не лишним получить краткую характеристику о каждом из Аспидов, которые, к слову сказать, несмотря на нашу увлекательную беседу, продолжали методично разоблачаться. Правда, пока это касалось в основном оружия. Его оказалось так много, что сложи все вместе, получилась бы увесистая такая кучка.

— Ты задаешь правильные вопросы, — с усмешкой похвалил капитан гвардейцев. — Эфаир означает неотвратимость. Хэм — одержимость. Крайт — забвение.

Стараясь особо не пялиться, я посмотрела на последнего. Из присутствующих, он пугал меня меньше всего. Возможно, в том была повинна окружающая его аура покоя и некоторой отсраненности. И если бы не сон, я бы даже и не подумала, что этот образец чинного благородства, наделенный мужественным вкрадчивым голосом, обращается в здоровенного черного змея.

— А мое имя, если верить грекам, означает кудрявая, — так, словно мы вели ни к чему не обязывающий разговор за чашкой чая, сообщила я и тихо ойкнула.

Мужчины покончили с оружием и принялись стягивать с себя одежду.

— «Долгожданная» — среди сидов твое имя переводилось бы так. — Крайт буквально ласкал голосом.

— Снимай платье, — неожиданно хлестко приказал Хэм.

Обнаженный по пояс, под скудным светом ночных небес, он был подобен мраморной статуе Самсона. Без одежды отличающее его превосходство в массе и рельефности мышц, бросалось в глаза. Лунное сияние буквально ластилось к литым мускулам, скользя по бледной коже невесомыми, благоговейными касаниями.

Во рту пересохло. Я, как под гипнозом, не могла престать смотреть на это великолепное зрелище.

— Но вы еще не ответили и на половину моих вопросов, — звуки царапали гортань точно наждачная бумага.

— Мы не уточняли, когда именно состоится наш разговор, — усмехнулся Хэм. — Заключая договор с фейри, следует очень внимательно относиться к деталям. Продолжишь разговор после того, как я с тобой закончу.

Мужчина так быстро оказался подле меня, что я даже испугаться не успела. Он потянул вниз горловину моего платья, достаточно эластичную, дабы открыть грудь в чашечках кружевного бюстгальтера, при этом ничего не порвав.

В ночной темноте раздался его отрывистый, судорожный вздох.

Это мыслилось невозможным, но буквально за мгновение запредельное напряжение, все время владеющее мужчиной, словно уплотнилось, превратившись в головокружительный чувственный кисель, в котором мы все вместе утонули. Сид будто едва мог дышать, захваченный жаждой действовать, и в то же самое время им скованный.

— Как долго… — хрипло прошептал Хэм и провел кончиками пальцев по моим ключицам и ниже к полушариям, покрывшимся мурашками от его прикосновения.

— Хэм, остановись, — осторожно, точно опасаясь внезапного взрыва, вдруг скомандовал Эфаир. И уже гораздо мягче, словно пытаясь уговорить: — Не надо тебе быть первым…

Я, кажется, перестала дышать, увидев, как подобные вулканической лаве желто-оранжевые глаза Хэма затопило алым. Он медленно повернулся к своему капитану, прожигая его взглядом. Словно едва удерживая себя от падения в бездну безумия.

Странно, но почему-то из всей троицы, именно того, кто пугал меня больше всего, я чувствовала наиболее полно. Сейчас я знала: мужчину терзает беспощадная, лютая потребность, и нет его вины в том, что усмирить её ему дозволено только сегодня и только со мной.

Все эти разрушительные, уже не поддающиеся железному контролю чувства и желания, огненными протуберанцами опаляли спутанное сознание сида. Вдруг, захваченная глубоким сочувствием к нему, я решилась и отпустила свой страх.

— Ты знаешь лучше других, — меж тем прохрипел сид, обращаясь к своему капитану, — как долго она держала меня на тугом поводке. Ночь, подобная этой — милость. Целую вечность мне отказывали в ней.

— Мы все выполняли её приказы, совершая ужасное, лишь ради шанса заслужить право быть сегодня здесь. Мы вершили зло — не оценивая и не колеблясь. И ты, Хэм, заслужил это право больше, чем кто-либо из нас, но посмотри на нее… Она почти ребенок, а твои аппетиты и в лучшие времена с трудом могли удовлетворить даже самые распутные из бессмертных, не то, что смертная девственница.

— Ты ведь невинна? — спросил меня капитан Аспидов.

— Д-да, — то ли краснея то ли бледнея, ответила я.

— Сок черной бузины мог бы решить эту проблему, — подсказал Крайт.

— Сок поможет ей продержаться, но не защитит от увечий, — покачал головой капитан.

— Мне плевать, — почти прорычал Хэм. — Я не брал девственницу, должно быть, тысячу лет. Она — моя законная награда.

— Послушай, Эфаир, — тронув предводителя за плечо, вмешался в спор Крайт.

Его голос звучал уверенно и даже как-то расслабленно. Как пропитанное ядом тонкое жало, расчетливо ожидающее своего часа в коконе из нежного пуха. В этом гипнотическом голосе, вдруг поняла я, воплощалось само коварство.