Шрифт:
Человек приблизился, его тень стала короче. Звон колокольчиков разнесся по долине, непрерывно предупреждая. «Это твоя вина. Твоя вина. Твоя вина».
Волосы у меня на затылке встали дыбом. Я соскочила с качелей и обошла их, чтобы они послужили преградой между мной и идущим ко мне мужчиной. Мне не нравился этот мужчина. Я не хотела. чтобы он находился на моем холме.
— Уходи, — прошептала я, затем закричала. — Уходи!
Он не повернул назад. Не остановился.
Тепло разлилось по позвоночнику. Во рту образовался электрический разряд.
— УХОДИ!
Мужчина указал на меня пальцем.
«Твоя вина. Твоя вина».
Морское стекло яростно раскачивалось над моей головой словно тысячи пивных бутылок, дребезжащих на полках во время землетрясения. Шум стоял оглушительный.
«Твоя вина. Твоя вина. Твоя вина».
Я зажала уши ладонями. Бесполезно. Шум был слишком громким. Звон колокольчиков отдавался в моей груди. Я чувствовала этот звук каждой клеточкой своего тела, словно стояла в первом ряду во время кислотного рок-концерта. Мои внутренние органы вибрировали, вызывая панику.
Мужчина подошел ближе, широкие шаги ускорились. Я разглядела его мятые коричневые штаны и рубашку на пуговицах, испачканную, словно он катался в грязи или попал в аварию. Его руки сжались в кулаки, а редкие волосы на макушке развивались над головой, как флаг.
То, как он двигался, его целеустремленная походка, сердитое выражение лица, всё это казалось мне знакомым, вызывая старые воспоминания. Неприятные, тяжелые воспоминания.
Мои ладони вспотели, колени и ноги покрылись испариной. Я увидела его налитые кровью глаза, почувствовала запах пивного перегара в его дыхании.
И простонала:
— Отец?
«Твоя вина».
Китайские колокольчики разлетелись вдребезги. Осколки стекла посыпались вокруг нас, разрезая мне кожу. Я закричала.
Он просунул руки между канатами качелей и вцепился мне в горло. Я царапала ногтями его запястья, дергая за рукава. Сжимая мне горло, он надавил большими пальцами на гортань.
Я сделала вдох. Легкие сдавило, горло сжалось в конвульсии, но воздух не поступал.
Я задрожала и постаралась снова вздохнуть. Ничего.
Мои глаза выпучились от нарастающего напряжения. Кровь грохотала к ушах, шум был оглушительный, как ураганный ветер в туннеле.
Колени подогнулись. Я падала. Всё ниже и ниже, и некому было меня поймать. Рядом не было никого, кто бы остановил мое падение. Кого можно было бы ухватить за руку.
Я была одинока и потеряна, когда голос прошептал в моей голове. Он был прекрасный и волшебный.
И невероятно требовательный.
«Дыши, Молли!»
— Дыши!
Глава 32
Пятница, позднее утро.
Я услышала плач. Рыдания разрывали мне сердце, и я хотела, чтобы они прекратились.
Что-то прижалось к моим губам, словно в крепком поцелуе. Щеки раздулись, кожа натянулась, а в груди нарастало давление. Затем что-то плоское надавило мне на грудину, потом еще раз и еще. Оно раздавливало меня. Спину пронзила острая боль, словно сосновые иголки вонзились в кожу, но я не чувствовала ни ног, ни рук.
Кто-то считал, затем снова послышались рыдания. Плач становился все громче и резче. Голос звучал так печально.
«Пожалуйста, не плачь».
— Я слышала её! — завопил ребенок. — В голове. Я услышала её. Мамочка говорила со мной!
«Мамочка».
Перед глазами замерцал образ. Маленькая девочка со светлыми волосами и глазами цвета морской волны. Моя малышка.
«Мамочка?» — Робкое прикосновение к моему разуму.
— Отойди, Кэсс, — резко потребовал грубый голос.
Чьи-то губы прижались к моим губам, с силой вдохнув воздух в мой рот и в горло. Ладони давили на грудь.
— Дыши, Молли. Давай, детка. Дыши.
Да, да, я хотела. Но мое тело не слушалось. Оно казалось тяжелым, и я находилась в ловушке, словно моллюск в раковине.
«Мамочка!»
Пронзительный звук в моей голове. Голос Кэсси. У нее красивый голос.
«Я здесь, Русалочка».
Кэсси зарыдала еще громче.
Давление в груди нарастало. Я не могла это больше выносить. В груди горело. Я почувствовала, как мой рот открылся, и легкие расширились. Кислород ворвался внутрь. Я снова вдохнула, сухо и хрипло.