Шрифт:
Я повернулся – у него лицо было мокрое и блестело.
– Читаю.
– Татьяна? Не приходила? – дед пригладил виски и провел ладонью по лицу.
– Нет.
– Эге-е…
Он нетвердым взглядом посмотрел в окно, почесал нос.
– Давай, – он махнул рукой на кухню. – Ужин. Мать вон раньше пришла, все уже и готово.
Говорил он медленнее обычного, слова вязли, липли одно к другому.
Я кивнул.
– Ужином завершается… – как-то нелепо начал дед, забыл продолжение, зашевелил губами, вспоминая.
Я этой фразы не знал и помочь ему не мог.
– Ужином завершается… – повторил он тише. – Что там им завершается?..
Он развел руками – дескать, вот оно как бывает – развернулся и ушел.
– Цикл… А какой цикл?.. – слышал я, как он бормочет у двери.
Я щелкнул выключателем, пятно исчезло, комната погрузилась в сумерки. Теперь в свете, плывущем от окна, золотого стало меньше, а лилового – больше. Зеркало мерцало таинственно.
Я встал и, оставив раскрытую книгу на кровати, пошел в ванную. Не зажигая свет, помыл руки, плеснул на щеки холодной водой, уткнул лицо в пушистое полотенце – и тут только понял, как сильно хочу есть.
Даже в животе заурчало.
Тем приятнее было оказаться на кухне – пропитанной чудесными ароматами, горячей, ярко освещенной – хотя и за окном было еще светло – полной звуков: шипела сковорода, то и дело хлопала дверца холодильника, холодильник воодушевленно гудел, дед стучал ножом по доске – резал овощи – заливалось соловьем радио, шумела в раковине вода, и от окна звенел птичий щебет.
И даже мама напевала что-то тихонько – такое у нее хорошее было настроение.
Мне захотелось поучаствовать, тоже что-то нарезать, что-то достать, разложить, развернуть, подогреть, я предложил свою помощь, но дед хмыкнул:
– Раньше надо было приходить, – он первым уселся за стол и сделал приглашающий жест. – Так молодость и проспишь.
– Руки мыл? – спросила мама, снимая сковороду с плиты.
– Мыл.
– Тогда давай сюда тарелку. И дедушкину.
Я протянул тарелки, принял их полными, уронил вилку, умудрился поймать, в животе урчало так, что слышно было, наверное, во дворе.
Наконец, села и мама – и мы принялись за еду.
– Это… – поясняла мама, протягивая деду солонку, – не то чтобы прямо новый рецепт, но… с солью могла немного не угадать.
Дед жевал и мычал восхищенно, качал головой.
– Овощи – обязательно, – скомандовала мама, и в мою тарелку посыпались помидоры-огурцы, к которым я отношусь примерно так же, как и к рассольнику.
Радио запело красивым женским голосом, и в кухне стало так уютно, как, наверное, не было никогда.
Небо над крышами лежало персиковое, теплое, облака розово румянились, со свистом носились туда-сюда ласточки. Даже сарай выглядел нарядным – на нем лежали яркие закатные блики – а уж яблоня с сиренью, теплица и клумбы – те, что не прятались в тени дома – ровно светились, точно отлитые из стекла.
Дед хвалил ужин, причмокивал, просил добавки, но часто наклонял голову и смотрел на маму виновато, из-под бровей. От него вкусно пахло колбасой и луком – и иногда долетало до меня его горячее нетрезвое дыхание. А мама как будто ничего не замечала, то и дело вскакивала к плите, шутила, прислушивалась к радио или вдруг замолкала и смотрела в окно – лицо ее тогда опять становилось задумчивым.
Потом пили чай. По небу протянулась широкая пурпурная полоса, показалась первая бледная звездочка.
Дед пил чай шумно, пыхтел, отдувался и промакивал лоб салфеткой – на лбу у него выступили крупные блестящие капли.
– Уф, – приговаривал он, – вот это да. А еще замок ставить, куда уж тут.
Я оглянулся – коридор пересекал светлый прямоугольник, дверь снова была распахнута настежь.
– Семен-то, – восклицал дед. – Снасти-то у него теперь…
И он делал возмущенное лицо.
– С такими снастями Семен и не Семен больше, – дед промокнул лоб, – а Семен Семеныч!
Я фыркнул.
– А все – монеты! – восклицал дед. – Раскопал-таки клад, подлец!
Мама посмотрела укоризненно, дед замахал руками.
– Я же по-дружески! По-товарищески! Любя!
Он повернулся ко мне и подмигнул:
– Друг может услышать от друга то, – он выдержал паузу, – чего никогда не услышит от врага.
Я закивал понимающе.
***
После ужина мама пошла отдыхать, а дед – ставить новый замок.
Я долго мыл посуду – вода плохо уходила из раковины, и нужно было ждать, пока ее уровень упадет, или играть с напором, делая его то сильнее, то слабее.