– Вы хотите сказать, что желали бы помочь мне? – поинтересовалась госпожа Чисолм.

– Точно, – согласился я. – Пока у меня нет денег, но…

– Пожалуйста, присаживайтесь, – предложила она мне. И когда я сел, она оперлась локтями о стол, положила подбородок на сплетенные пальцы и продолжала: – Ценю вашу доброту, но я не собираюсь ни от кого принимать пожертвование. Мы, Чисолмсы, – люди гордые. Но у меня есть одна вещь, которая стоит много больше, чем я запросила у Роджерса. Получилось так, что я села на мель. Но если бы у меня было пятьдесят долларов, я смогла бы уехать и вернуться к тому, кто ухаживает за мной. Смотрите! – И она поставила на стол передо мной обезьянку из какого-то стекловидного камня, около четырех дюймов высотой. – Вы знаете, что это такое? – поинтересовалась она приглушенным, благоговейным голосом. – Это обезьяна И Хэи!

– Первый раз слышу! – неопределенно поинтересовался я. – Как он попал к вам?

– Это секрет мандарина Тан У, – проговорила она. – На протяжении тысяч лет эта статуэтка была символом власти в Китае. Это был символ манжуров, этакий фетиш Чингисхана, именно ему поклонялся великий завоеватель. Стоит эта статуэтка тысячи долларов. Как музейный экспонат она бесценна. Конечно, вы слышали о мандарине Тан У – военачальнике в Кантоне?

Естественно, я не знал, но не сказал ничего, желая не показаться невеждой.

– Ну… – проговорила она. – В общем, эта статуэтка принадлежала ему, досталась от предков. Согласно традиции, он брал её с собой, выезжая впереди армии – привязывал её к императорскому штандарту. И армия, побеждала. Многие верили, что причина тому – талисман. Но нефритовый сувенир был украден – знаменосец погиб от удара меча разбойника. Вора схватили и казнили японцы, и забрали себе талисман. Он хранился у них много лет. Но недавно один индийский господин, который на самом деле был тайным английским агентом, выкрал талисман. Он продал безделушку моему брату, который переслал её мне. А совсем недавно я узнала, что это и есть И Хэи – нефритовая обезьяна Чингисхана. Я хотела продать её китайскому правительству, но тут Япония напала на Китай… А теперь я должна как можно быстрей уехать в Австралию. Так что мне ничего не остается, как продать нефритовую обезьяну.

– Не здорово, – фыркнул я. – Разве нужно ради того, чтобы получить несчастных пятьдесят долларов, продавать вещь, которая стоит тысячи…

– Ну, если я не получу эти пятьдесят, то потом и тысячи мне будут не нужны. И, видимо, вы не сможете мне помочь…

– Если бы я не плавал по этим морям на самых жалких посудинах, я бы не стал утверждать, что многие могут просто так использовать ваше бедственное положение, – с горечью протянул я. – Только вам этого не нужно. Иначе окажетесь в гамаке в грязном двухярусном кубрике, где полным-полно вшей… Но ведь вы можете получить полмиллиона за эту статуэтку у какого-нибудь старого жида… Стоп, у меня есть идея! – А потом, в упор уставившись на девушку, я продолжал: – Оставайтесь тут еще часа полтора! Не покидайте это место ни при каких обстоятельствах. Я вернусь… И будем надеяться – с деньгами…

Повернувшись, я выскочил на улицу. Я прямиком отправился к бойцовой арене «Тихий час», расположенной в одном из прибрежных зданий. Тут букмекером был Спагони. Оказавшись на месте, я обратился в кассу – окошечко, в котором продавали биллеты. Кассиром оказался здоровенный англичанин с плечами, как кабестаны.

– Главный бой уже закончился? – поинтересовался я.

– Еще идет, – прорычал он.

– У меня нет денег, – нагло заявил я.

– А я тут при чем? – с насмешкой ухмыльнулся кассир.

– Я хочу, чтобы ты, хряк, дал мне денег, и не выделывался, – ответил я, контролируя свой праведный гнев.

– На твоем месте, горилла, я бы взял руки в ноги и исчез со скоростью урагана, – вновь усмехнулся он и собирался, видимо, еще что-то добавить. Только я тут не сдержался. Подавшись вперед всем телом, я заделал ему хук справа прямо через окно кассы. И он, как иногда говорят поэты, «отправился спать с болезненной улыбкой, на губах, расплющенных кулаком».

Обнаружив, что дверь кассы заперта изнутри, я просто вышиб её одним ударом. Внутри кассы была еще одна дверь, я и её вышиб. Но весь этот шум привлек билетера, и он встретил меня на входе в зал с ножом в руке. Но надолго он меня не задержал. Хук справа оказался для него полной неожиданностью, а после этого я спокойно и беспрепятственно направился к рингу в центре зала.

На ринге танцевала пара салаг, а толпа урчала, следя за их неуклюжими движениями. Те, кто обычно толкался в «Тихом асу» знали, что такое настоящая драка. Только вот владельцы арены думали по-другому. Если кто-то из дерущихся вылетал с ринга или там разбивал в кровь сустав, бой тут же прекращался. Но народ-то подспудно всегда жаждал крови.

Видимо, поэтому зрители были такими раздраженными. Но я знал, как разогнать кровь этим балерунам, да так, чтобы было побольше кровушки. Раз кассир оказался настолько глуп, что сразу не дал мне денег, то придется поработать. К тому же толпа зрителей была на взводе – они уже начинали рычать и беспокойно ерзать.

Выскочив к рингу, я встал, привлекая к себе всеобщие взгляды и усиливая всеобщее раздражение. Толпа начала рычать и двигаться неспокойно. А потом я закричал, чтобы их раззадорить:

– Что за толкотню в песочнице вы тут устроили? Пусть сражаются или пошли вон! Что за пара придурков!

Любая недовольная толпа нуждается в лидере – сильном голосе! Мгновенно зрители начали кричать и ругаться с удвоенной силой, а мальчики перестали тыкать друг в друга кулачишками и замерли, оглядываясь, чтобы понять, кто устроил весь этот переполох. Я – человек, который выделяется в любой толпе, и они быстро меня заметили.