Вечером в своем доме Катарина находилась в гостиной, освещенной свечами; вошел Генри, приблизился и обнял сзади. Супруга слегка приложила руку поверх его, но явно не отвечала пылкой взаимностью, лицо ее ничего не показывало… Мистер Куинн обошел софу и cначала присел возле, заведя непринужденную беседу о настроении, погоде и мельком о добыче золота; ему не терпелось изготовить что-нибудь красивое из местного металла для любимой жены.

– Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю… – вымолвил он и вдруг сполз на пол, обняв ее колени и прикладывая время от времени голову. – Всё золото будет к твоим ногам…

Данную картину заметила подошедшая к приоткрытым дверям служанка Анита. Зрелую женщину ужасно злило и задевало поведение холодной нелюбящей хозяина молодой стервы, внутри всё переворачивалось, когда она наблюдала, как достойнейший и солидный мужчина унижался, а та и бровью не вела. Анита часто задавалась вопросом, чем же Катарина могла так сильно зацепить Генри… пусть даже телом, но ведь через время и к красоте привыкаешь и уже в человеке нужно видеть нечто большее… Казалось, муки от не взаимности так и будут медленно уничтожать личность мистера Куинна, если бы сей ночью не случился инцидент… Влюбленный Генри понес прямо на руках любимую жену в спальню, на стенах горели бра, навивая ему чувственность, а ей, соответственно, ничего, ну или сон… За окном неподалеку за занятием любовью Катарины со старым мужем наблюдал в бинокль местный любовник; от такого зрелища его переворачивало, играла то ли ревность, то ли примитивное чувство собственности. И когда свет в окне потух, наступила ночь, в доме внезапно раздался шум, что разбудил первого Тьяго, который обычно спал прямо на кухне неподалеку от гостиной. Паренек схватил первое попавшееся – большую поварешку и ринулся в зал, откуда пошел звук. Там горели пара свечей, в конце был выход на огороженный двор, куда через стену залез местный любовник и случайно задел висевшую на стене полку с цветочными горшками, что рухнули вместе на пол. Выбежав, Тьяго узнал лазутчика, крайне поразившись. В этот момент из своей комнатки выскочила Анита и, оказавшись в гостиной, услышала весьма дружелюбный разговор, при котором слуга просил не пороть горячку и скорее уходить прочь, иначе хозяин сейчас придет и будет только хуже. Тьяго удалось уговорить мужчину, тот вылез обратно, но велел передать Катарине о встрече через день, и если она не придет, то он убьет чужеземца мужа. Анита тихо ахнула, невероятно затревожившись за мистера Куинна. Женщина вышла во двор, Тьяго уже собирал землю и на вопрос о случившемся, естественно, слукавил, сказав, что всего лишь полка не выдержала вес и упала. Хозяину сейчас сообщили то же самое, Анита при всех промолчала.

Новым утром Лиони и Ангус отправились к мистеру Бременгему. Его одноэтажные домики стояли на земле без свай. Один поменьше слева, от него переход с навесом на столбиках до среднего самого большого, затем точно также к правому. В среднем проживал хозяин с местной женой и ее дочкой, там были гостиная, музыкальная, кухня, столовая и несколько спален. Школа или, точнее, класс для детей был организован в соседней левой постройке. Встречать вышли как раз члены новой семьи Бременгем. Молодая жена худощавого телосложения, среднего роста, обычная внешность, короткий носик чуть вдавлен, будто отсутствует косточка между небольших глаз; рядом дочка, тельце ее совсем мелкое, как и личико; у обеих длинные приличные платья на высокой талии с коротким рукавом буфом и собранные черные волосы. На первый взгляд они показались очень милыми, улыбчивыми и, видимо, счастливыми. Так называемая хозяйка любезно пригласила в дом, внутри был небольшой холл, справа гостиная и столовая, слева музыкальная, дальше иные помещения. Она повела Ангуса в зал для приема гостей, а дочке велела показать мисс Уоллес инструмент. Лиони открыла пианино и, присев, дружелюбно спросила:

– А ты еще не пробовала играть?

Смышленая девочка уже могла изъясняться на чужеземном языке и с акцентом ответила:

– Я играть, когда папа показывать…

Гостья улыбнулась, из открытых дверей в конце прямо донеслись детские голоса, там через переход находился класс, где сейчас обучались местные примерно от семи до двенадцати лет, учитель, соответственно, мистер Бременгем. Лиони решила пройти и глянуть. Как обычно, жеманный мужчина стоял у доски, голова была чуть приподнята, дабы лучше видеть сквозь очки, в руке мел и указка, на самой доске написаны чужеземные слова, о переводе которых он спрашивал детей. На первый взгляд вёл себя мистер Бременгем сдержанно и благосклонно без повышения голоса. На сегодня урок закончился, Густав открыл боковые стеклянные, обрамленные деревом двери, выпуская детей, затем направился встретить гостей. Сегодня больше никто не должен был прийти, поэтому мисс Лионелла могла немного позаниматься с его падчерицей, пока они с Ангусом побеседуют в гостиной. От обеда Лиони отказалась, сказав, что был плотный завтрак, а Гамильтон младший, конечно же, согласился, никогда не отказывая себе в желании вкусно поесть. Девушка привезла с собой книгу нот с разными произведениями. Поставив ее, она пригласила присесть девочку по простому имени Лат. Умненький ребенок начал нажимать на белые клавиши, идя от «до» до двойной «соль» и обратно, при этом что-то напевая на своем языке; следом добавилось больше клавиш и даже черные. Лиони и сама заинтересовалась, особенно текстом, попросив её перевести. Песенка была о природе, о солнце, что светит, реке, что течет, и тому подобное. В итоге ученица тоже открыла нечто новое и познавательное для учительницы. Однако занятие услышал мистер Бременгем и сдержанно, но уже с нотками недовольства объяснил Лиони заниматься с ребенком только классикой, а не местным фольклором или чем-либо иным, она должна знать Бетховена, Моцарта и остальных великих. По ходу урока Лиони интересовалась, что еще знает и учит Лат, та поделилась о стихах на чужеземном языке. «Невероятно, какая молодец», – и мысленно, и вслух похвалила девушка. В конце она сказала, что привезет книгу из библиотеки семьи Гамильтон со стихами и прозами, коли поэзия не возбранялась отчимом. Возвращение нечаянно затянулось из-за неполадки с колесом, которую пытался устранить кучер.

Позже четырехместный экипаж с откидной крышей повез гостей обратно. С утра погода стояла солнечная, но к вечеру неожиданно приплыли тучки, принося дождик. Уже без того недовольный Ангус в связи с той проволочкой кучера сразу же закричал ему закрыть верх, пока они не промокли, а вот Лиони впервые ощутила теплые капли на себе, захотелось ловить их своим телом и лицом. Мужчина, естественно, не одобрил такое намерение и даже фыркнул на глупость.

– Извините, но у меня дорогой пиджак, к тому же сидеть мокрым неприятно, давайте потом без меня, – весьма нервозно вымолвил он.

Лиони уняла свой порыв, но все равно высовывала руку, встречая дождик хотя бы так.

– А вы, я смотрю, весьма характерная, мисс Уоллес, – изрек в рассуждении Ангус, снимая жаркий пиджак и убирая дальше на сидение.

– Мы все имеем характер, мистер Гамильтон, – спокойно ответила она.

– Да, но не у всех столь сложный и надменный…

– Разве? Уверена, вы меня с кем-то путаете, я вовсе не надменна, – с ноткой удивления объяснила Лиони, подумав скорее о его высокомерной маменьке.

Слова показались неким намеком, Ангуса еще больше задела такого рода дерзость. Занервничав, он принялся дергать воротник рубахи, щеки загорели.

– Надо же… кто бы мог подумать, что со мной будут вот так… – забормотал сам себе.

Пока происходила немилая беседа, рука Лиони была высунута и положена на дверцу. Внезапно за нее кто-то ухватился. Слышимо ахнув, девушка сразу же попыталась вырвать, невольно двигаясь с сидения. Ангус вовсе характерно себе взвизгнул и закричал слуге, суетливо ища револьвер в пиджаке, который упал на пол при тряске кареты. Кучер резко остановил лошадей, отчего злосчастное колесо вновь сместилось. За окном к руке Лиони прицепился один из тех голых лохматых дикарей и, что-то приговаривая, потянул; рядом оказался и второй, кинув прямо в лицо Ангуса некую пыль или пепел. От движения дверца кареты отворилась, и девушка едва не выпала, успев вытянуть ногу и наступить на землю. Дикарь отпустил ее, оба чуть отошли, а возле появились два хищника вроде собачьих… Тонкие высокие ножки, шерсть гладкая за исключением взъерошенности по холке на спине, уши длинные узкие, морда сама мелкая, но зубастая, агрессивного вида, хвост как у обычной гладкошерстной собаки, окрас серый с черными пятнами или полосками. В целом были некрупные особи, но словно жилистые. Они, будто надрессированные, стали приближаться к чужеземцам и грозно скалиться. С запыленным черным лицом Ангус находился в карете, явно не спеша рваться на помощь оказавшейся прямо возле хищников девушке. Лиони произнесла «пожалуйста, нет», закрыв ладонями лицо, и вдруг услышала суету среди дикарей, первый слева указал пальцем вперед, где среди деревьев внезапно появились трое местных мужчин верхом на лошадях. У двоих был в руке арбалет, притом весьма совершенный, не хуже, чем у цивилизованных иноземных, а у третьего на черном ярком коне нечто вроде металлического, не очень длинного копья с остриями на обоих концах, которое он держал посередине. На лицах всех троих надеты характерные маски, что сразу навело на тех недружелюбных воинственных местных, не желающих идти на контакт, о чем рассказывал и предостерегал Бенджамин. Увидев вдобавок этих, и кучер, и Ангус опешили еще больше, второй истерично зарыдал, приговаривая о скорой смерти от лап всех агрессоров. Один из вооруженных арбалетом что-то громко сказал, а точнее, приказал на своем языке, и дикари вдруг начали отступать, а вот хищники уже прыгнули с места. Но в того, что намеревался ворваться в карету к Ангусу, попали две стрелы, второго же, нападающего на Лиони, насквозь пронзило копье. Оба хищника замертво упали; неподалеку навстречу неслись Алекс, Бенджамин и белокожий охранник, видя происходящее и готовя оружие. Обсыпанные чем-то белым, лохматые дикари уже убежали, а другие местные смело встречали чужеземцев. Маски их были

овальные по форме лица, предположительно, из камня или глины тёмного, почти черного цвета, изображения же светлые: там, где глаза, высечены слегка вытянутые вбок фигурки вроде ромбиков с вертикальной линией внутри посередине, предполагаемый, слегка выпуклый нос и плоский рот – также ромбовидные, первый характерно вытянут сверху-вниз, второй, соответственно, в стороны словно схематический рот, примыкающий к носу верхним углом, вдобавок имелся и ромбик на лбу, схожий с глазными, но гораздо меньше размером. В целом на лицо было вполне похоже. Напуганная Лиони пробежалась глазами по мертвым хищникам, затем устремила вперед. Мужчина на черном, как ночь, коне вдруг приподнял свою маску и показал лицо… Это был тот самый необыкновенный незнакомец, взор его заострился на округлённых очах чужеземки, вслед направился правее в сторону скачущих. Девушку охватила тревога вместе с обескураженностью, сердце вновь рвалось из груди. Увидев первым Алекса, наставившего револьвер на местных, она не задумываясь бросилась навстречу и, махая руками, восклицала не стрелять. Разъяренный Бенджамин почти на ходу слетел с лошади, но на странную реакцию Лиони невольно приостановился. Местные также наставили арбалеты.

– Какого черта! Эти долбаные дикари в масках совсем страх потеряли!? – возгласил смелый Алекс. – Уйдите с дороги! – велел девушке.

Однако она все равно пыталась объяснить; из кареты вылез заплаканный Ангус, переводя внимание на себя и зовя брата. Местный мужчина с непоколебимым выражением лица опустил обратно маску, и троица скрылась за деревьями, исчезнув из виду в зелени. Лиони обернулась, но уже не застала и следа, в очередной раз остолбенев на месте. Бенджамин закрутился возле кареты, громко забранился то на дикарей, то собак, то кучера и даже брата, возмущаясь, почему тот не взял револьвер и не выпустил пули в тупые бошки этих тварей, причем имея виду всех присутствующих чужаков. Алекс понял, что враги все разошлись, и повесил оружие на пояс, двигаясь мимо впечатленной девушки.