Шрифт:
Перебрасываю через плечо сумку-чехол с камерой, оглядываю своё жилище — все ли выключено и все в порядке? Кажется да. Бросаю взгляд на часы у входа — около двенадцати. Отлично, день и в самом деле только начинается.
— Остаёшься за хозяина! — выдаю я последнее напутствие козлу Антошке на стене, взгляд которого с каждым новым днём становится все неодобрительнее, и выскакиваю за порог.
Спустя минуту я уже рядом с Артуром, прыгаю на переднее сиденье. Он только интригующе смотрит на меня:
— Ну что, готова?
Уверенно киваю, временно прощаясь со своим домом. При свете дня его машина кажется больше и немного другой — оглядываюсь, стараясь освоиться и привыкнуть, пока он трогается с места, по-прежнему не говоря, куда мы едем и надолго ли. Я и так знаю, что он не скажет ничего конкретного. Просто мне нравится так играть — дразнить своё любопытство новыми вопросами, а заодно и подстёгивать его.
С его одобрения щёлкаю кнопкой фм-тюнера и слышу только невнятное шипение. Я снова забыла, что сигнал здесь, на окраине, просто препаршивый. Все еще беспокойно кручусь на сиденье, пока Артур сворачивает на дорогу, ведущую к переезду — и на этот раз выбирает не знакомое направление в город, а другое, то, за которым скрывается неизвестность. Где нас ждёт широкая, до самого горизонта трасса, яркое солнце, облака на сочно-синем небе и ветер, гуляющий на свободе.
— Артур… Предупреждаю! Меня сейчас понесёт и я буду говорить глупости! — радостно объявляю я, ловя в зеркальце над водительским сиденьем его взгляд и убирая на ноль громкость радио в машине.
Редкие сигналы время от времени пробиваются в наше пространство, но тут же пропадают, постоянным треском и шипением отвлекая меня. Не хочу ничего слышать, ни на что отвлекаться. В этот раз нам не нужна даже музыка, понимаю я, высовываясь в открытое окно и позволяя ветру трепать мои волосы, сыпать колкой пылью с дороги по щекам, и непослушным, спорящим между собой потокам воздуха гладить лицо, каждому на своей манер — то горячо и мягко, почти игриво, то хлестать — сухо и резко. Мне кажется, что сейчас, в месте, которое, возможно, недоступно по геопозиции и не отображается ни на одной из онлайн карт, я абсолютно и безоблачно счастлива.
— А ты знаешь, что у тебя глаза — как это небо? — говорю Артуру, садясь обратно на сиденье и вытряхивая пыль из волос, после чего раскрываю сумку и прикасаюсь пальцами к камере, словно хочу разбудить ее. Мы несколько дней с ней бездельничали, пришло время вспомнить друг о друге.
— Это ты уже начала говорить глупости, или только собираешься? — с улыбкой уточняет он, разворачиваясь ко мне.
— Нет, это не глупости, это правда. А вот глупости — это то, что мне тут нравится! И я не хочу отсюда уезжать! Но уже завтра я пожалею о сказанном, предупреждаю, — и глядя, как он улыбается, ловлю его в объектив и делаю первый снимок, пробую, как к нему относится моя камера.
О, она любит его. Мой взгляд — её взгляд, и любование мелочами, особенностями его лица даже через быстрый кадр раскрывается ещё откровеннее, ещё полнее. Артур, ненадолго забыв о дороге, смотрит на меня, прищурившись, и солнечные лучи играют золотистыми искорками в его глазах, высвечивая неожиданные редкие веснушки на щеках и на носу. Очередной, едва заметный след ушедшего мальчишества на контрасте с яркой взрослой внешностью. Хочу, чтобы все это обязательно попало на фото. Чтобы читалось, виделось так, как я сама вижу. И чтобы волновало тех, кто будет смотреть, так же, как волнует меня.
— Ты будешь моей самой классной работой. Моим шедевром, — скромность — явно не мое качество, когда я настраиваюсь на съемку. — Хотя, ты уже и есть шедевр. Да-да, Артур, ты знал об этом? Знал такое о себе? Мне можешь верить, у меня намётанный глаз..
— Радикально, Полина, — замечает он, не скрывая самоиронии.
— Конечно, радикально. Но ведь это правда, она не может быть слишком радикальной, — с этими словам делаю ещё один быстрый снимок.
Он возвращается к наблюдению за дорогой, одна рука — на руле, вторая согнута в локте и лежит на ребре открытого окна. Чтобы размяться, Артур встряхивают кистью и, разгибая руку, ненадолго протягивает ее наружу, ловя потоки воздуха. Солнце играет с его ладонью, просвечивая сквозь пальцы — быстро схватываю и это. Получается очень классный кадр — такая себе воплощённая свобода путешествия, когда ты не принадлежишь никому, только дороге и ветру.
— Знаешь, кто ты? — снова задаю вопрос, продолжая поедать его глазами через объектив камеры. — Марианская впадина! Да, именно так. Сначала такая спокойная лагуна, а потом — бах! И понимаешь, что в ней нет дна, и там такие глубины, что обалдеть можно.
— Намекаешь, что ко мне лучше не приближаться? — снова в шутку переворачивает мои слова он.
— Почему не приближаться? Как раз такое больше всего и привлекает.
— Ну, не скажи, — не соглашается Артур. — Наоборот, самое то, чтобы отпугнуть.
— Что, люди боятся глубины? — опуская камеру, спрашиваю я. — Боятся неизвестности и того, что могут там увидеть?
— И это тоже. А иногда просто считают, что это глупо. Зачем время тратить.
— Тратить время, чтобы узнать кого-то или что-то интересное? Да как раз только на это и стоит тратить время!
Он снова улыбается и, меняя руку на руле, легко проводит пальцами по моей щеке, как бы говоря — хорошо, как скажешь. Только кто ещё согласится с тобой?
А мне, в общем-то, все равно. Главное, что он согласен.