— Дед… Это Гордей Архипыч, что ли? — чувство сюрреализма происходящего только усиливается, от того, что я обсуждаю с Артуром его родичей, которых по прежнему никак не могу с ним ассоциировать. Родичей, которых, знаю почти так же хорошо, как он. Но только — на десять лет дольше.

От понимания этого снова не сдерживаюсь и начинаю смеяться. Наверное от того, что реветь так громко и от души на улице нельзя, а вот веселиться… Хотя, вещи, которые я осознаю, совсем не веселые, как и мой смех. Например то, что властный и категоричный Гордей Архипович, видимо, желая продолжения рода и фамилии, лишил дядю Борю всех причитающихся ему прав и оставил возможность дать сыну только отчество. И это всё, я уверена, при активной поддержке жены и дочерей.

И от понимания этого мне становится как-то… муторно и неудобно. Да, я привыкла что девчонки особо не церемонятся с дядь Борей — но тут… Внезапно я понимаю, что в семье над ним не просто иронизируют, а совсем-совсем не уважают, и часто осознанно… унижают? Как-то не нравится мне этот свет, в котором вдруг начинает представать горячо любимое семейство, которое, я была уверена, знаю очень хорошо.

Ну зачем, зачем я залезла так глубоко в чужой дом? На черта они сдались мне — эти вопросы, это любопытство? Ну сто раз же говорила себе — нужно уметь останавливаться! И никогда не задавать лишних вопросов. Иначе, узнав ответы на них, можно очень сильно пожалеть.

Вот как я сейчас — продолжаю ковырять эту ранку, эту маленькую язву вопреки сознательному желанию прекратить, а неосознанно… делаю совсем другое.

— А деда что, зовут Гордей Гордеев? — едва ли снова не смеясь от растущего напряжения, переспрашиваю я. — Как Иван Иванов? Или Петр Петров? Что ещё за идиотизм?

— Не знаю… — голос Артура слегка изменился. За время моих размышлений, видимо, он успел прийти в себя. — Это традиции у них такие на хуторах… Там целые посёлки под одной фамилией есть, ещё и имена под фамилии специально подбирают. Только… Полина? Полина! Ты меня слушаешь?

— Да, — как-то заторможенно отвечаю я, чувствуя неимоверную усталость. Я-то его слышу. Но что толку дальше продолжать разговор? Все точки расставлены, небольшая несостыковка, оказывается, объясняется довольно банально, хоть и грустно…

Надо прощаться. Все равно, любые отношения между нами теперь невозможны. Только не с таким багажом, который, оказывается, вскрылся за каждым из нас. И дело даже не в том, что я не хочу ссориться с Никишиными. Я не хочу вбивать кол между Артуром и его семьей — у них и без того все непросто. Я прекрасно помню, с каким раздражением он реагировал на их внимание всего лишь по телефону — и в который раз удивляюсь, какими разными могут быть одни и те же вещи в зависимости от того, под каким углом на них смотришь.

Я-то представляла этих людей, родных Артура, бездушными упырями, которые, как осьминог щупальцами впились в сына и брата, и не дают ему уйти в свою жизнь, не отпускают, хотят эгоистически оставить и присвоить себе. А оказывается… Оказывается — это и не упыри вовсе, а мои любимые Никишины. У которых я всегда отогревалась и отдыхала душой во время любых неприятностей.

Да не могут они быть вот такой странной семейкой. Ведь я их знаю. Хорошо знаю!

С Артуром у них временные недоразумения. И он их обязательно решит, если я не буду вмешиваться. Если не стану дополнительным фактором, из-за которого он взбрыкнёт и совсем рассорится с родными. А потом, спустя время, возненавидит меня — обязательно возненавидит за то, что стала причиной их ссоры.

Но мне-то… Мне все равно. Я переживу, не замечая, что опять реву, убеждаю себя в этом. И не такое ещё в жизни случалось. А вот Артуру… Ему и даром не нужны эти проблемы. Не стоит рисковать семейными отношениями всего лишь из-за связи, пусть даже такой неожиданно классной… И яркой… И как-то слишком глубоко цепляющей. Слишком быстро и слишком сильно.

Неважно. Все проходит — и это пройдёт.

Тем более, я не самая лучшая в мире «невеста», о которой мечтают его родные. Я вообще не хочу быть ни невестой, ни женой, ни матерью — ничего из того, что важно для их клана и рода.

Ничего не хочу.

— Полина! — слышу словно из полузабытья его голос. Кажется, он говорит что-то уже с минуту, а я как будто куда-то провалилась. — Давай только ты сейчас ничего не решай! И не делай глупости — я понимаю, как это с твоей стороны может выглядеть.

— Как? — переспрашиваю автоматически, больше для порядка.

— Хреново, — честно говорит Артур — и это, как всегда, пошатывает решительность моих выводов. Нет, надо быстрее прекращать этот разговор, иначе меня надолго не хватит.

— Давай я приеду? — продолжает он со все большим напором. — Я все расскажу, как оно на самом деле — и мы решим, что дальше. Только мы решим, не ты одна.

— Не… — говорю так тихо, что не уверена, что он слышит меня. Но против того, что я хочу произнести, так активно протестует что-то внутри меня, что слова еле-еле лезут из горла. — Не надо, Артур. Ну что тут решать… И так все ясно. И понятно. Пока.

Жму кнопку отбоя, после чего отключаю телефон от связи. Теперь я временно недоступна для любых разговоров — а что толку говорить, когда все вопросы заданы и ответы уже получены? Только теперь от этого как-то особенно тошно.