— Надо… — несмотря на мои попытки отстраниться, Артур прижимается ко мне сзади, уткнувшись головой в затылок, и я слышу его тяжелое дыхание, слышу, как в его груди грохочет сердце — оно бьется мне прямо в спину, будто пульсирующий кулак. Его близость теперь не просто щекочет нервы, а стекает по коже раскалённой лавой, перед глазами начинают плясать разноцветные круги — несмотря на то, что они крепко зажмурены.

Вот как, оказывается сходят с ума? А это не так уж и плохо. Да ладно, чего уж там — на самом деле это прекрасно.

— Тихо, тихо. Расслабься. Просто расслабься, Полина, тс-с… — от его голоса шее становится горячо. Кажется, Артур дует на неё, вжимая меня в матрац не только обеими руками, но и всем телом.

Да он что, издевается? Ну какое после этого можно быть тихо? Какое расслабься?

Только после моих слов: «Пусти, дай я вдохну», он отстраняется, и я понимаю, в чем дело, почему он так близко и крепко меня держит.

Оказывается, меня колотит так, что руки и ноги самопроизвольно дёргаются и я чуть не подпрыгиваю на кровати. Ох, мамочки, это что такое, а вдруг это какой-то приступ?

А ещё у меня стучат зубы. Какой-то мелко ритмичный клацающий звук разносится по всему лофту, и мне кажется, что сейчас, вот прямо сейчас, он разбудит Вэла, птиц и бездомных собак на промзоне, призрак козла Антона, древних духов этой земли — вообще, всех!

Надо успокоиться, черт, надо успокоиться! С этой мыслью, впадая в ещё большую панику, я прижимаюсь к Артуру, и он снова наваливается на меня всей своей тяжестью, вжимает в матрас так, что я задыхаюсь. Его палец раскрывает мои губы, скользит между зубов, и я смыкаю их на его коже — только так удаётся справиться с тем, что у меня зуб на зуб не попадает — и в наступившей тишине, прерываемой только нашими вдохами и выдохами — кажется, мы даже дышим в унисон, — я затихаю, закрыв глаза и не выпуская его рук.

Нет, я не отпущу его, просто не отпущу. Я хочу и дальше чувствовать его вкус, его тело, его кожу, его вены и кровь, хочу пить его так жадно, взахлёб, чтобы я была вся в нем — а он весь во мне. Я ничего не вижу, не слышу, не чувствую кроме него, а, значит, ничего больше нет. Никого и ничего.

— Стоп, стоп. Давай я уйду. Давай я сейчас встану и уйду, — его охрипший голос еле долетает до моего слуха, и теперь я не отпускаю его, не даю отдаляться. Мне неприятно, больно, страшно, когда он не рядом, когда нет контакта между нами. Пытаюсь стянуть с себя майку, и это очень неудобно, когда я так зажата и скручена — но он обнажён до пояса, и я хочу быть полностью без одежды, она только мешает, не даёт дышать. И вообще — пошло оно все к чёрту, пусть уходит тот, кто против, кому что-то не нравится. Пусть хоть весь мир подвинется, я могу потягаться за Артура с кем угодно, с чем-угодно!

Да пошло оно все!

— Нет, бля, опять! Опять за своё! — звонкий и надрывный голос проснувшегося Вэла вибрирует от возмущения и обрушивается на голову как удар позорной плети. И, в отличие от холодного душа, который я принимала перед сном, это имеет отрезвляющее действие и все-таки выбивает меня из помешательства. — Короче, вы! Слушайте сюда! Я предупреждаю! Если вы сейчас начнёте трахаться, даже тихо, то сломаете мою нежную психику! Окончательно меня добьёте и доконаете! Вот до этого не добили — так давайте сейчас! Давайте, если вам не жаль невинные души! Вперёд, извращенцы!

Черт, черт, черт… Моя горячность громко шипит и гаснет, как костёр, на который вылили литры пены из огнетушителя. Весь мир может подвинуться. Но Вэл…

— Уходи. Это провал. Ни фига у нас не получится так уснуть, — я, наконец, отпускаю Артура, и руки и ноги, до этого напряженные до подёргивания теперь разжимаются вяло и мягко. Я как сдувшийся шарик. Праздника не вышло, и у меня нет сил ни на что.

— Можешь ко мне прилечь! — язвительно предлагает Артуру дизайнер. — Мне уже вряд ли будет более херово! После того, что я пережил, сон с незнакомым мужиком — это лайт версия, мне не привыкать к издевательствам!

— Вэл, закройся! Весь мир не крутится вокруг твоих загонов! — ух, как же я сейчас зла. Нет, я все понимаю насчёт тонкой душевной организации, но, кажется, если Вэла не стегать, в прямом и переносном смысле, он перейдёт все границы, вынесет всем мозг а потом заявит, что сами виноваты, раз с ним не справились.

— Тут и так стараешься выкрутиться, чтобы всем хорошо было, так нет же — этого мало! Подавай особенное, мать твою, отношение! Только мой тебе совет — заткни уши и спи, наконец! И не пытайся найти какую-то новую хрень, которая тебя ущемляет, ясно?! Ещё раз пикнешь — я тебя на пустырь переселю, там тебя точно никто не отвлечёт, и голодным собакам ты очень понравишься!

В ответ дизайнер испускает обиженно-долгий вопль, после чего демонстративно заматывается в своё покрывало и долго ворочается на диване, показывая, как невыносима его жизнь.

— Тебе помочь?! — спрашиваю тоном, далеким от дружеского участия. — Может не на пустыре, а на полке в плацкарте тебе будет удобнее? Так я закажу билеты на завтра, в следующую ночь ощутишь все прелести железнодорожного комфорта! Что, неохота?!

Артур, обуваясь у выхода, спокойно ждёт, пока я закончу, после чего говорит: