Ну, офигеть. И пусть мне кто-то докажет, что его последняя фраза — случайная. Нет, что-то напрягает главу рода, пусть он и держится дружелюбно, но его не проведёшь, острое, наработанное годами чутьё не спит. Хотя… Он только что сам покинул мне подскажу, как я могу снизить его подозрительность. Надо только назвать четкую причину, почему я здесь, раз одного сопровождения Вэла недостаточно.

— А я тоже приехала поснимать, — рукой показываю назад, на машину Атура, где осталась моя техника. — Я же фотограф, Гордей Архипович. Так что, когда Вэл сказал, куда собрался, я не могла упустить такой шанс. А еще — он мой жених, так что не хотелось одного отпускать, — добавляю я причину, которая точно покажется уважительной Гордею Архипович — ревнивая девка увязалась за своим мужиком. — Вон у вас столько девчат тут красивых! А Вэл…то есть, Василь у нас натура тонкая, увлекающаяся, еще забудет обо всем и не вернётся ко мне, — показывая на группку смешливых девчонок, выглядывающих из-за еще одной пристройки, продолжаю убеждать я хозяина поместья.

— Тю! — снова удивляется Гордей Архипович. — Василь, так чого ж ты сразу не сказал? Я чуть у разных комнатах вас не устроив. Чи погодь… Жених, не чоловик же? Не, таки поживете в разных, а то у нас все семейни комнаты заняты. От женисся, тогда в семейный и заедете. Може, зашевелишься активней, а то, не знаю как у вас, а у нас тут хлопцы без дила не сидят, ще украдут у тебя невесту. Шо, Поля, може ну его, твоего Василя? Раз вин ходок у тебя такой, за каждою юбкой волочится. Ты глянь на нього… Шо ему ще надо, га?

— Да он еще не успел! Мы… совсем недавно вместе! — поражаясь тому, как любая моя попытка спасти ситуацию терпит фиаско, возражаю я. — Он собирается, просто еще не…

— Якби по-серьезному собирався, вже давно собрався б. Знаем мы таких, токо балаболить умеют, а вы, девки, вуха развесили, й рады слухать. Я, Поля, не первый год на свете живу, и от шо скажу — раз не спешит твой Василь, може, не сильно йому и надо? Може, на кого из наших посмотришь? — веселится во всю Гордей Архипович, а я снова толкаю Вэла в бок, чтобы он тут же, немедленно, начал меня ревновать — по местным меркам доверие и терпимость воспринимаются как слабохарактерность, если не готов за свою «жинку» бить морды соперникам, значит, она какая-то и не твоя, и не шибко надо. Для полного счастья мне не хватало ещё обзавестись здесь каким-то слишком активным ухажёром, а Вэлу — получить вызов на махач. Народ тут слишком жизнелюбивый, не успеешь оглянуться — так и окажешься втянут в какие-то разборки.

Но вместо ревности Вэла занимают какие-то свои мысли, которые он тут же озвучивает:

— Стойте-стойте, я не понял! Вы меня что, отдельно поселить хотите? Одного? Совсем одного? Я так не согласен! Я не умею пользоваться вашим деревенским туалетом и… и рукомойником! Я сам не выживу в таких условиях!

В этот момент он совсем не похож на человека, который «умолял» Артура привезти его на хутор и, быстро переглянувшись, мы оба понимаем, что эту версию можно считать проваленной.

— Со мной будешь жить, — хмурясь, успокаивает его Артур, и я понимаю, что он не слишком рад такому соседству, как и Вэл, еще во время нашей первой совместной ночевки обозвавший его «чужим мужиком, которого он не ждал и не звал». Черт, как интересно все получается, как нас сходу перетасовали здесь как карты — совсем не в той комбинации, в которой хотели мы.

— А ты шо, не у себе будешь? — явно не понимая странной привязанности внука теперь уже к чудаковатому пижону из города, переспрашивает Гордей Архипович. — Ты хоть Василя у свою комнату не возьмёшь? Там же одно лижко, де ж вы поместитесь?

— В гостевой с ним будем, — бросает Артур, не скрывая раздражения. — А в моей Полину поселим. Это самая тихая комната, пусть отдохнёт нормально.

— Гм, — задумчиво потирая подбородок, глава рода ненадолго задумывается, пока мое волнение не достигает пика — не стоило Артуру так открыто проявлять заботу. По легенде, которую мы представляем, мы, вообще, едва знакомы. Такое даже на хорошее воспитание сложно списать.

Наконец, глава рода выносит вердикт:

— Ну добре. Тоди так и разделимся. Раз не довиряешь моим людям гостей твоих расселить, устраивай сам, як хочешь. Чи покусаем мы их, чи шо, — недовольно бурчит Гордей Архипович, и я, чтобы сгладить неловкость, снова отвлекаю внимание на себя.

— Гордей Архипович? Так что — разрешите тут поснимать у вас? Такое хозяйство огромное, прямо маленький посёлок внутри посёлка… то есть, хутора! — вовремя вспоминаю я наставления Артура. — Мне бы очень хотелось все-все посмотреть, везде заглянуть. Я же целую выставку готовлю, посвящённую вашим местам — тут такая красотища у вас! Как хотите, а этот край должен стать знаменитым!

— Та снимай на здоровье, шо ж я, монстр якийсь, — все еще обиженный неожиданным недоверием внука, нехотя отвечает дед Артура, а потом, будто лучше расслышав, оживляется. — А шо за выставка? В городе у вас?

— Ну да. В самом большом, в столице.

— Та ты шо! А не брешешь, не?

— Конечно, нет. В этом мой прямой интерес, за этим и приехала.

— Так ты оце як фотокоры раньше? С газеты чи журнала, так?

— Именно так, Гордей Архипович. Только я не газету или журнал работаю, а на себя. А потом уже кто хочет, тот мои снимки и покупает.

— Ты дывы, якая важная, — по-доброму поддевает меня глава рода, и я вижу, как взгляд его постепенно смягчается. — И шо, багато охочих? Купить твои фотографии?

— Ну… Хватает. Так что сделаем тут у вас крутую съемку и такую рекламу, что у вас от гостей отбоя не будет.

— От это добре, Поля. Як есть говорю. Чтоб не треба нам було со всякими нечистыми на руку якшаться. Оно ж як бувае… Чем больше гадства внутри у человека, тем больше у него грошей. И своей земли ему мало, и своих конюшен. Так и хоче отхапать-откусить знатный шмат чужого. Мы такого с роду не позволяли и не позволим. А от если б ще й позажиточней стали — тогда б ни одна муха до нас носа не подточила. Понимаешь, про шо я?