— Это он? Дом твоего деда? — произношу вслух, понимая, что вот так — отдельно, но всегда на центральном месте строили дома самые зажиточные хуторяне, и их, эти большие усадьбы чаще всего забирали под школы, клубы и библиотеки.

— Да. Почти приехали. Сейчас и он встречать нас выйдет, отвечаю. Вон, видишь, шантрапа? — проезжая мимо бегущей по обочине босоногой детворы, которая дружно горланит на все голоса нам в открытые окна, замечает Артур. — Уже сто пудов доложили. Так что сюрпризов не будет. Хотя… — бросая взгляд в сторону Вэла, вновь картинно окаменевшего и забывшего про вейп, он подхватывает одну из черешен, лежащих на моих коленях, и отправляет ее в рот. — Таких гостей тут ещё не было.

— Опа. Смотри. Что я говорил, — глядя на большие ворота, которые тут же широко открываются для нас, добавляет Артуо, а я до конца не понимаю, как эти тяжелые кованные ворота могли распахнуться сами по себе. И только потом замечаю двух парнишек-подростков, разводящих их в разные стороны.

Если я ожидала увидеть обыкновенный для сельских домов двор, то очень сильно ошиблась. Прямо передо мной простирается огромная площадь, усеянная различными пристройками, домами и домишками, несмотря на то, что главное здание — усадьбу, бывший клуб, который Гордею Архипович удалось вернуть в родовое гнездо, я определяю сразу и безошибочно. Даже здесь кажется, что оно стоит по центру и возвышается над остальными постройками — и я все жду, что именно из него покажется старейшина клана, которого я не видела последние восемнадцать лет.

Но хозяин появляется совсем с другой стороны, о чем я догадываюсь по фразе:

— Ну, дед… Опять на конюшне был! Никак его не пробьёшь, сколько помощников ни бери — нулёвый результат!

И, быстро выходя из салона, забыв закрыть двери, чего я раньше за ним никогда не замечала, Артур обходит машину спереди, после чего сворачивает вправо, навстречу приближающейся фигуре.

— Полинка! Что там? Где он, где этот местный феодал? — испуганно шепчет сзади Вэл, а я только сильнее подаюсь вперёд, чтобы лучше рассмотреть Гордея Архиповича, которого боялась не узнать, но узнаю — мгновенно и сразу.

А он изменился — вот первая мысль, которая приходит мне в голову. И в то же время, остался прежним — крепким, с широкими, размашистыми движениями, резкими чертами лица, которое бороздят глубокие морщины, только подчёркивая его какую-то ястребиную хищность. Годы не прошли мимо Гордея Архиповича — он стал чуть ниже, приземистее, неизменные усы и волосы, зачёсанные назад и сильно напоминающие чуб, теперь абсолютно белые. В последний раз я видела его седеющим, с серебром на висках и чёрными густыми усищами. Хотя… Какие там усища! Это сейчас у него усища. А тогда — так, усы были, по недавней советской моде.

Сейчас же оба белоснежных края пышных усов свисают вниз с подбородка, который, несмотря на годы, не потерял былой твёрдости — и с удивлением замечаю на нем такую знакомую ямку. Так вот от кого у Артура эта отметинка — это первая яркая схожесть, которую я вижу, наблюдая их совсем рядом, таких похожих и таких разных — главу рода и его продолжателя. патриарха, умудрённого жизнью, но без следов дряхлости, и молодого наследника, который совсем скоро должен предать свою семью.

Тьфу ты, Полина! Ну что за неуместно драматические мысли? Это не фильм о династических войнах, это обычная человеческая жизнь, без лишнего пафоса. И едва я успокаиваю себя тем, что не стоит опять себя накручивать, как Гордей Архипович, привлекает к себе внука и с теплотой обнимает — Артур теперь выше, плечистее его — и в каждом движении деда, в каждом взгляде, сквозит такая искренняя гордость, что, не в силах смотреть на это, я опускаю глаза.

Сейчас, как никогда четко я понимаю, что эти люди — одна семья. У них одна кровь, один дух, одна энергетика. И внешняя схожесть здесь абсолютно ни при чем. Это что-то более глубокое.

— Сынок! — разносится по усадьбе его низкий, не потерявший зычности голос, в котором отчётливо слышится местный выговор. — От ты и дома! Куда б не вилась дорожка, куда б не заводила, а все одно — в родные края сильней всего тянет, так?

— Если скажу, что не так, ты все равно не поверишь, — в ответ улыбается Артур, похлопывая деда по спине.

— Та ни в жизнь не поверю! Бо все ж таки ты здесь, — довольно бурчит в усы Гордей Архипович и, склоняя голову набок, направляет взгляд из-под кустистых бровей в нашу сторону. — Ще и с гостями? От так дела! Это ж когда ты последний раз мне гостей привозил? И не припомню!

— Давно, деда, — честно признаётся Артур и, разворачиваясь вместе с Гордеем Архиповичем, направляется к машине.

Вэл за моей спиной испуганно ойкает.

— Бля, это ж он нас и повесить может, если мы ему не понравимся, — выдаёт неожиданную догадку он. — Этот дедуган же тут всем управляет, понимаешь? Как местный божок! Авторитет! Сельский самодур! Так что улыбайся! Улыбайся, я сказал! Если тебе насрать на свою жизнь, то я не хочу умирать в ебенях! Я готов умереть только в Париже! Или, в крайнем случае… Доброго здоровьечка! — внезапно переходя на простонародный говор, громко объявляет Вэл, как только Артур открывает предо мной дверь и помогает выбраться наружу. Не дождавшись никаких джентльменских жестов в свою сторону, дизайнер сам выскакивает из машины и, становясь рядом, картинно оглядывается, причмокивая губами:

— Какое славное местечко здесь у вас! А воздух! Так бы и пил его! Так бы и пил! Как живительное молоко, присосавшись к материнской груди!

С ужасом смотрю на Вэла, стараясь не обращать внимания на то, как вытягивается в недоумении лицо Гордея Архиповича и как Артур крепче сжимает губы, там что становится не виден даже тонкий шрам — верный признак того, что сдерживает смех изо всех сил.

— Вэл, прекрати, — шиплю на него, толкая в бок. Но мой друг неумолим в стремлении влиться в круг хуторян и произвести впечатление своего в доску парня.