Подхожу ближе, равняясь с ним на верхней ступеньке, и без слов кладу руки ему на грудь — широкая, хорошо развитая, покрытая темными волосами — не слишком редко, не слишком густо, идеально. Ладони все еще помнят ощущение его тела, помнят упругость мышц и тепло кожи — но сейчас я не человек. Я художник, который пробует на крепость предмет своего вдохновения, гнёт его и так и эдак, прикидывая, что может создать вместе с ним. Прохожусь по его плечам, спускаюсь к локтям, к запястьям, к ладоням, сплетаюсь своими пальцами с его — он тут же сжимает, не выпуская их.

— Я хочу тебя сфотографировать, — говорю прямо, глядя в глаза. — Голым. Только стиль ню, никаких других. Ты слишком красивый для любой одежды.

— Ч…что? — ошарашенно переспрашивает он. Типичная реакция на многие мои предложения.

— Хочу сделать с тобой сессию, — четко повторяю я. — Цикл работ. Где-нибудь на локации, ночью, черно-белый вариант. Хочу раскрыть тебя так, как никто до этого… перетряхнуть и узнать все, что творится внутри. Тебе понравится. Ты узнаешь такого себя, каким никогда не знал.

Артур смотрит на меня, не мигая, и от волнения шумно сглатывает — я вижу как резко дергается кадык на его шее, — после чего, не произнося ни слова… согласно кивает. Отлично! Теперь он мой. Он полностью мой.

Его согласие действует на меня эйфорически, мне тяжело сдерживаться и я продолжаю говорить, чтобы он знал, на что идёт, чтобы не вспоминал ни о чем-то другом, чтобы забыл о всех своих делах и планах. Я получила на него свои права. И делиться ни с кем не хочу.

— Вот и хорошо. Я буду вскрывать тебя аккуратно, до самого дна. Сначала ты узнаешь все, что здесь, — высвобождая одну руку, дотрагиваюсь к его лбу, после этого слегка прохожусь вниз, к губам, и он тут же, непроизвольно или продуманно, — повторяет мой жест. Ведёт пальцем по моему лицу, по линии носа, по губам и останавливается на подбородке.

— Потом — здесь, — больше не думая о том, что будет дальше, спускаюсь ниже — и он тоже. Я останавливаюсь на его груди — и его рука сжимает мою грудь сквозь тонкую ткань футболки.

Стараясь подавить громкий вдох, продолжаю, приподнимаясь на носки, чтобы говорить ему в самое ухо, и при свете дня вижу, как от моего дыхания его кожа до самого плеча покрывается мурашками. А ведь здорово, что мы не дошли до конца сегодня ночью. Днём все откровеннее, все намного интересней.

— Ты узнаешь, о чем думаешь, что чувствуешь и чего хочешь. Чего по-настоящему хочешь. То, что скрываешь даже от самого себя, — моя ладонь снова скользит по его телу вниз, и его по моему — тоже.

Чуть ниже пояса мы оба останавливается — я и он. Кто первый?

На долю секунды вижу в его взгляде… нет, не смущение — сейчас межу нами нет и доли смущения. А небольшую уступку мне, доверие вести в этой игре. Мы снова играем. Наверное, так будет всегда. И меня это только сильнее возбуждает.

Продеваю ладонь под полотенце на его бёдрах, распускаю с помощью второй руки легкий узел и сбрасываю его. Его руки, повторяя за мной, приподнимают мою футболку и скользят под неё, его дыхание становится чаще, сбивается. Понимая, что на мне нет белья, одной рукой он задирает футболку до самой груди и на мгновение останавливается. Медленно приподнимаю руки, дав ему возможность полностью раздеть меня — и мы смотрим друг на друга, узнаем глазами — и это самый волнующий, самый острый и прекрасный момент. Такого больше не будет. Впервые вот так, откровенно, мы никогда больше друг друга не увидим.

— Только смотри на меня, — я не хочу терять его взгляд ни на секунду. — Смотри и не отводи глаза, до последнего.

Дважды его не надо просить. Он берет меня за плечи, разворачивает, прислоняя спиной к стене, и сам опирается на вытянутую руку рядом, склоняясь практически к моему лицу.

— И не разрешай мне отворачиваться. Делай что хочешь, но сделай так, чтобы я тоже смотрела на тебя.

Слегка развожу колени, чтобы ему было удобнее чувствовать меня, опускаю руки вниз и дотрагиваясь к нему там, где его желание сильнее всего — и он делает то же самое, но со мной. Сразу хочется закрыть глаза, отпустить реальность, но я держусь. Его первое касание такое же, как и мое — осторожное и мягкое. У нас полная синхрония — что делаю я, то делает и он. Мы узнаем друг друга там, где невозможно притворяться, где чувствительность обострена до передела. Мои движения становятся быстрее, увереннее — его тоже. В голове начинает шуметь — границы размываются и я действительно ощущаю нас как одно. Я не могу понять, кто кому доставляет больше удовольствия. Где его рука, где моя, где его наслаждение, а где мое, такое острое и нарастающее, что колени помимо воли подгибаются и стоять становится невозможно. Главное только не разрывать нить взглядов, не останавливаться, продолжать — увереннее, резче, до конца.

Мои ноги начинают дрожать, голова помимо воли запрокидывается назад и вбок — и тут же чувствую, как мягко и в то же время настойчиво он берет меня за подбородок и разворачивает к себе.

— Не надо, не отворачивайся. Я здесь.

Я и так держусь из последних сил, но одного звука его изменившегося голоса хватает, чтобы внутри меня что-то сладко оборвалось и рухнуло. Теряя под собой землю, я будто проваливаюсь сквозь ступени лестницы, на которой мы стоим, под пол, который под нами, ощущаю, как, пульсируя, сводит все тело, снизу вверх, до самого затылка, и повисаю на его руке, едва не падая. Становится страшно и восхитительно, дико и прекрасно. Хватаюсь за голову, чтобы убедиться, что она на месте, что она не отвалилась.

Кажется, теперь я понимаю, что такое потерять голову на самом деле.

— Тише, тише — слышу совсем рядом его шёпот и хриплое дыхание. — Я держу тебя. Все хорошо. Я тебя держу.

Ещё какое-то время мне надо, чтобы я начала понимать, что он говорит — но это не снижает остроты восприятия. Его голос как будто продлевает эйфорию, которая все ещё накатывает, волна за волной.

— Можешь отпустить меня. Уже… можешь, — прижимаясь к нему, я беру его руки в свои и целую их по очереди — ладонь и обратную сторону. — Теперь ты. Не думай ни о чем. Забудь обо всем и просто не думай.