Шрифт:
Я не имею понятия, в какой части города мы находимся, и пусть расстояния здесь небольшие, всё-таки, еще один крюк в дороге может добавить минут двадцать — а это много, когда дело касается срочного приезда. Поэтому я снова не могу сдержать удивления, когда спустя всего лишь пару минут мы выезжаем на знакомую развилку, от которой к моему дому рукой подать. Я точно это знаю, несколько раз я ездила здесь на такси.
— Сейчас налево или направо? — спрашивает Артур, мельком бросая взгляд на электронные часы в машине. Три пятнадцать. Кажется, он все рассчитал — и весь его путь, учитывая время, чтобы забросить меня, не превысит как раз тех двадцати минут, которые могло занять непредвиденное увеличение маршрута.
— Направо, — отвечаю я и тут же ловлю себя на мысли — а откуда он знает, где я живу? Нет, понятно, точного адреса я не называла, и, подтверждая мои размышления, он снова задаёт вопрос, куда ехать. Но само расположение района, главное направление? Это не жилой квартал, а те самые выселки, куда ненавидят ездить таксисты — и Артур сходу свернул именно туда.
Что происходит?
— Так-так, колись. Откуда ты знал, куда меня везти? Что еще ты знаешь обо мне из того, что, я думаю, ты не знаешь? — в свете фар в конце дороги предстаёт мое жилище, похожее на каменного истукана посреди поля, заросшего колючками и сорняками. Совсем не пряничный домик принцессы, скорее заброшенный замок чудовища.
Ловлю его быстрый взгляд в водительском зеркале и легонько толкаю в плечо, требуя ответа. Я не сержусь, просто меня интригует его способность делать выводы, исходя из мелочей — например, как он легко раскусил, чем я занимаюсь и кем работаю. Правда, тогда, он подкреплял каждую свою догадку моим «да» или «нет», а вот чтобы я рассказывала ему о том, где живу — не припомню такого.
И, несмотря на это, Артур отвечает:
— Ты говорила.
— Что говорила?
— Где живешь. Вернее, не сам адрес, а район.
— Неправда, не помню такого. Мы вообще не обсуждали, где кто живет. Вот я, например, до сих пор не имею понятия, где твой дом.
— Могу пригласить в гости, — тут же отзывается он. — На Черемушках. Район так себе.
— Ой да, — соглашаюсь я. — Не самый лучший. Тоже выселки, только на другом конце. Но ты давай, не отлынивай! Откуда знаешь дорогу ко мне?
Мы почти подъехали, вот сейчас он остановится и мне придётся выйти. А я очень не хочу оставлять этот вопрос без ответа. Что-то мне подсказывает, что он темнит — не врет, как могла бы поступить я, а снова умалчивает. Ох уж эта дурацкая привычка!
— Полин. Вспомни, ты сама утром говорила, что тебя не любят таксисты. И ездить к тебе в промзону не любят и тебя, что бы ты ни делала. Было такое? — притормаживая и поворачиваясь ко мне, говорит Артур.
— Ну… — пытаясь вспомнить, что я наболтала ему только за один сегодняшний лень, пожимаю плечами. — Может, и говорила. Не знаю. Не помню.
— Ну а промзона — вон она, — Артур показывает рукой в направлении огромного пустыря с насыпями и силуэтами заброшенных подъемников и труб, к которому от временного жилища пара минут ходьбы. — То самое место, где мы были — это же конец промзоны. Я с самого начала знал, что ты живешь где-то недалеко. А дальше — ты меня сама провела, от переезда.
А ведь он прав. В чем я вздумала его подозревать? Но какое-то муторное беспокойство продолжает копошиться внутри, и я не могу понять причин этого. Может, потому что эмоции еще не улеглись и остро-ноющее ощущение в теле становится только сильнее… тоскливее?
— Ладно, не буду тебя задерживать, — хочу открыть дверь и выйти, но его рука останавливает меня.
— Подожди, — говорит он, и привлекая меня к себе за плечи, целует — медленно, с каким-то протяжным удовольствием, и в то же время не желая погружаться слишком глубоко. Как будто гуляет по краю реки — в то время как я, прыгнув с головой, уже безнадежно утопаю.
Нет времени. Как всегда — у него нет времени.
— Все, езжай. Надеюсь, там ничего слишком серьёзного и быстро все успокоится. Ну похулиганили детки до полиции — с кем не бывает, — принимая из его рук свой рюкзак, я выхожу из машины и захлопываю за собой дверцу.
— Надеюсь, — соглашается Артур, но лицо его при этом мрачнеет. — Я дам тебе знать. Сразу, как только смогу.
— Пока!
— Пока.
На этот раз долгих прощаний у нас не выходит — он и в самом деле торопится, не скрывая беспокойство, которое начинает проявляться с каждой секундой задержки, и я не пытаюсь его удержать.
Я вообще не должна слишком глубоко входить в его жизнь, мне бы просто… разобраться. Понять, что происходит. И в этом своём желании я чувствую стайную двойственность. С одной стороны я знаю, что еще десять дней — и я уеду, и эти две недели останутся у меня в памяти одним из лучших воспоминаний, потому что в них был Артур. Я не имею права проходить по его настоящему слишком глубоко, оставлять какой-то слишком значимый и заметный след. И в то же время, меня так и тянет погрузиться, узнать, изучить, перевернуть, перебрать руками всю его жизнь, переставить с места на место хотя бы пару кирпичиков. Потому что при всей своей внутренней свободе — на деле он не свободен. А значит, не может быть счастлив до конца.