Я поняла, что выхода не найти, и страх превратился в ярость. Свирепую животную ярость! Я стала сама не своя: нутро горело, и этот жар просачивался сквозь поры, заставляя сдирать всю одежду.

– Мама… – пробормотала тень.

Слово эхом отозвалось в моей голове… пять, шесть, десять раз. Тошнота подкатила к горлу. За спиной тени в этот момент раздался женский шепот:

– Иди сюда, малыш, пойдем спать. – Две тени, маленькая и большая, стали быстро удаляться по коридору.

– А почему бабушка голая? – спрашивал тонкий голосок в конце коридора. Другой голос не ответил, оставив меня один на один с сомнениями.

Тем временем самая крупная тень медленно приближалась ко мне.

Схватив серебряный чайник со столика, стоявшего рядом, я изо всех сил ударила тень по лицу. Раздался отчаянный крик боли, похожий на звук, издаваемый ослом. Голос кричавшего неожиданно показался мне знакомым, а тень вдруг превратилась в ребенка.

– Что ты вытворяешь, черт возьми?! – плаксиво заныл голос, а я попыталась еще раз ударить его. Кровь струилась по лицу из разбитой брови, а бандит был похож на раненного на ринге боксера. Решив, что теперь он точно меня убьет, я стала медленно передвигаться в сторону окна.

– Останови ее, она же может выброситься! – выкрикнул другой голос. В тот же момент кто-то вероломно набросился на меня сзади.

Не сдаваясь, я изо всех сил пыталась освободиться: одному я плюнула в лицо, другого, если это был кто-то другой, сильно укусила за руку и поцарапала. Я чувствовала, как мои ногти погружались в кожу и вырывали клочья мяса. Голос кричал, я тоже кричала! Поток ругательств, которые я извергала, перекрывал голоса.

Бандиты были гораздо сильнее меня и в конце концов одержали верх. Я вдруг поддалась, перестав сопротивляться. Резкая боль от укола в плечо была последним, что я запомнила перед тем, как лишиться чувств…

Вокруг меня раздавались сразу несколько голосов.

– Надо бы ее помыть, она вся перепачкалась… – сказал кто-то.

У меня кружилась голова; устремив взгляд прямо перед собой, я увидела… потолок. В каком же положении я находилась?

Меня уже успели перенести в другую комнату, где свет был не таким ярким и невыносимым. Приятное тепло накрывало все тело, ноги и руки удобно отдыхали на чем-то мягком. Дыхание еще не восстановилось, но я постепенно успокаивалась. Единственное, что продолжало усиливаться, была пустота в голове: полное неведение ни где, ни кем я была.

Попыталась заговорить, но у меня ничего не получилось. Из горла вырывались только слабые стоны, которые я была не в состоянии контролировать. Временами стоны превращались в икания новорожденного ребенка. Кто-то предложил мне стакан воды, но я не смогла проглотить ни капли, едва не задохнувшись.

В конце концов сон свалил меня, и глаза закрылись сами собой. В тот момент, когда я проваливалась в сон, произошла странная вещь: я проснулась. Никакого логического объяснения, но, потеряв сознание, я как будто пришла в себя и поняла, кем была. Я словно переходила из одного измерения в другое, выключая одну часть себя и включая другую. Прости, Господи, за слова мои: я умирала и воскресала одновременно.

Я перестала задыхаться, сердцебиение выровнялось. Все происходило наоборот: я спала с открытыми глазами, и невероятное чувство радости наполняло все тело. Беспричинная, бессмысленная радость сумасшедшей женщины.

На противоположной стене висела большая картина с изображением Божьей Матери и ребенка. Я улыбнулась картине напротив, и Матерь Божья улыбнулась мне в ответ. Я была уверена: улыбка играла на ее губах. Это был знак! Я улыбнулась всем, кто был вокруг. В голове звучал гимн о сотворенном чуде, от переизбытка эмоций глаза наполнились слезами. Слезы заменили кровь в венах, я плакала всем телом. Соленая влага лилась из глаз, из рук, изо рта… Я походила на ту иву из песни, что от пролитых слез склоняется так низко над рекой, что ветки и листья касаются водной глади.

Чем больше я плакала, тем больше хотелось.

Противоречивые чувства переполняли душу: боль от нелегко прожитой жизни и облегчение от отпущения грехов.

Значит, неспроста я обращала все молитвы именно к Божьей Матери. В каждой безвыходной ситуации она приходила на помощь, стоило только попросить. Даже в день, когда после одной из самых жестоких бомбежек Неаполя в августе тысяча девятьсот сорок третьего года нам на головы рухнул дом. Никогда не смогла бы забыть тот день. Бомба упала прямо на здание рядом с пожарным депо, на площади имени Карла III. Обломки и камни моментально похоронили всю нашу семью. Никто из соседей не верил, что кто-то из нас остался в живых. Всем на удивление, как черви из-под земли, мы начали выползать из-под обломков. Счастливые черви, грязные, покрытые пылью, вылезшие из огромной мясорубки, которая перемолола камни и тела, кровь и плоть вместе со щебнем и мусором.

Черви, но живые! Мы смотрели друг на друга без слов, пытаясь унять дрожь от пережитых потрясений и от счастья, что дышим. Как прекрасна была жизнь в тот момент! Тот, кто никогда не смотрел смерти прямо в глаза, вряд ли смог бы понять то состояние!

В тот день под падающими бомбами моим единственным оборонительным щитом была молитва, а оружием – четки. Я обращалась к Помпейской Божьей Матери, шепча молитву о спасении в платок, плотно зажатый в кулаке, – тот самый, которым потом перевязали Лине рану на плече.