Шрифт:
Амара позволила этому омыть ее, чувствуя, как ее сердце потихоньку замедляется.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слов не было. Она сглотнула.
— Все в порядке, — сказал он ей. — Ничего не говори, просто кивни. Теперь ты в порядке?
Она беззвучно кивнула, ее глаза встретились с его темно-карими.
— Если мои подозрения верны, — начал он разговорчиво, как если бы они тусовались в каком-то кафе, — Кто-то из Наряда проболтался, что я приехал в Лос-Фортис, чтобы увидеть тебя в Синдикате.
Что тебе известно о Синдикате? — прошептал уродливый голос, готовый снова затащить ее обратно.
— Это те люди, которых я расследовал под поверхностью последние несколько недель, — сообщил он ей, внимательно наблюдая за ней. — Я расскажу тебе всю историю, когда мы выберемся отсюда. И мы выберемся отсюда, Амара.
Уверенность, с которой он это сказал, немного ослабила ее нервы.
Она видела его, действительно видела его и то, как он изменился за эти недели. Во-первых, на его лице была темная борода, чего она никогда раньше не видела. Она заставляла его выглядеть более диким и опасным, и она не была уверена, что против этого. Но именно его глаза заставили ее остановиться. В них, во всей ауре было что-то более темное, и это заставило ее задуматься. Она не была уверена, было ли это из-за смерти его отца, или его прихода к власти, или его пребывания под прикрытием, но это закалило его, даже наедине, так, как она раньше не видела.
— Почему ты убежала? — спросил он ее, не сводя с неё пристального взгляда, удерживая ее взгляд. — Ты знала, что я жив.
Амара сглотнула. Она должна была рассказать ему. Но сначала ей нужно задать ему свой вопрос.
— Почему ты мне не сказал? — прохрипела она едва слышным шепотом.
Его брови слегка приподнялись, прежде чем в глазах появилось понимание.
— Ты злишься на меня.
Боже, она хотела ударить его.
Амара почувствовала, что ее начинает трясти, жестокость эмоций переполняет ее, боль, которую она подавляла годами, вырвалась на поверхность, смешиваясь с яростью пребывания в этом месте, смешиваясь с агонией того момента, когда она подумала о нем мёртвым, смешиваясь с болью от того, что так долго была одна, смешиваясь с чувством вины за то, что не рассказала ему о ребенке, смешиваясь с паникой, которая все еще пронизывала ее. Все это слилось воедино в эмоций, пока она не смогла отличить одно от другого, все ее тело начало дрожать на стуле, а глаза горели.
— Амара.
Услышала она его голос издалека, каждый слог становился все дальше и дальше, она терялась в море эмоций, утопая в каждой из них, закрывая глаза.
Она не могла дышать.
— Ты можешь ослабить веревки?
Случайный вопрос просочился сквозь туман.
Она открыла глаза и увидела, что он спокойно смотрит на нее.
— Они не потратили время на то, чтобы связать тебя, — сообщил он ей. — Ты была без сознания, и они хотели удержать меня, поэтому не сосредоточились на тебе. Полагаю, у тебя довольно свободные узлы. А со шрамами на запястьях кожа даст тебе больше места, чтобы вытащить их. Как думаешь, ты сможешь это сделать?
Амара посмотрела на свои руки, туман в ее голове медленно рассеялся с его словами. Он был прав. Кожа на ее запястье со шрамами была слегка вдавленной, предоставляя больше места. Проверяя веревку, она спокойно попыталась выдернуть руку вместо того, чтобы сопротивляться, как раньше, и почувствовала, как она слезает до основания ее большого пальца.
— Да, — сказала она ему, подняв глаза и увидев, что он смотрит на ее бедра с нахмуренными бровями.
— У тебя начались месячные? Сейчас не твоя дата.
Абсурдный вопрос заставил ее приостановиться, когда она дернула за веревку.
Конечно, у нее не начались месячные. Проследив за его взглядом, она наклонила голову и увидела это.
Кровь.
Совсем немного, но между ее бедер.
Нет.
Нет, нет, нет, нет.
— Нет, нет, нет, — начала она паниковать, качая головой, с ужасом глядя на маленькое красное пятно на своей коже, паника заполняла ее грудь.
— Амара, что...
— У меня не было месячных уже несколько недель, — прошептала она, ее испуганные глаза устремились на него.
Она видела, как он впитал ее слова. Он знал, что ее цикл очень регулярный, знал ее месячные. Черт, он обычно рассчитывал свой приход согласно им. Его осенило значение этих слов. Она могла увидеть, как это щелкнуло, когда они были вместе в последний раз, и в его глазах вспыхнул огонь, которого она никогда, ни за все время, пока знала его, не видела.
Он не сказал ни слова, просто впитал всю информацию, которую обрабатывал его мозг, его глаза не отрывались от ее.
— Успокойся, — наконец заговорил он твердо. — Освободись от веревок, и я вытащу нас отсюда. Ни один ублюдок в этом месте не тронет ни тебя, ни моего ребенка. Но тебе нужно перестать нервничать.
Амара тоже это понимала. Она также понимала, что он был зол на такие проклятия. Данте Марони не ругался в компании дам; он был слишком воспитан для этого.