Она сглотнула, закрыла глаза, глубоко вздохнула и кивнула.

— Ты не собиралась об этом мне сообщать? — спросил он после нескольких минут молчания, все его тело было неподвижным, на грани.

— Наверное, я бы рассказала, но через некоторое время, — призналась она. — Я просто...

— Ты просто что? — процедил он сквозь зубы.

— Прости меня за то, что защищаю моего ребенка, пока ты притворялся мертвым, не предупредив меня, мудак! — выпалила она, ее горло сжалось, гнев совпал с его гневом, годы отчаяния просочились в ее голосе. — Как ты думаешь, это легко, Данте? Жить в одиночестве в городе на вражеской территории, без друзей, без защиты, без каких-либо обещаний в течение многих лет, ты действительно думал, что я позволю своему ребенку пройти через это?

— Нашему ребёнку, — прорычал он. — А ты думала, что мне было легко, Амара? — спросил он ее спокойным голосом, а глаза горели. — Ты думала, мне было приятно притворяться мертвым? Что, я был в восторге все эти годы, живя вот так? Что я не работал и не истекал кровью каждый чертов день, чтобы построить для нас будущее?

Амара почувствовала, как ее губы задрожали, сердце жаждало дотянуться до него.

— Это было нелегко для нас обоих, Данте. Именно поэтому я хотела, чтобы нашему ребенку было легко. Он или она не должны платить за наш выбор. Долгие годы мы с тобой ждали друг друга, но я чувствую, что где-то заблудились. Цель стала настолько важной, что мы забыли о путешествии.

Ее честность заставила его замолчать на долгую минуту.

— Я приказал убить своего отца, — тихо сказал он ей. — Я смотрел, как он истекает кровью, как зарезанная свинья, и курил. В течение многих лет это было моей целью. Поворачивать границы его империи в мою пользу, манипулировать людьми, делать себе имя, все для того, чтобы однажды, когда его не станет, я смог бы дать тебе и нашим детям все, что вы заслуживаете.

Ее сердце сжалось от искренности его слов.

Это было одной из вещей, которые ей всегда нравились в Данте, он никогда не стеснялся своих эмоций. Он чувствовал то, что чувствовал, и не парился, если кто-то его как-то называл, и никто не осмеливался, потому что Данте Марони уже стал легендой, самым мужественным из мужчин в их токсичном обществе, самым могущественным, потому что он точно знал, что он чувствовал, и не лгал себе насчет этого.

— Как только мы выберемся отсюда, — сказал он ей твердым голосом и с горящими глазами, — У нас с тобой будет долгий, очень долгий разговор о том, как держать дерьмо друг от друга подальше.

Ой ой. Что-то в его тоне закололо ее шею, поднимая волосы. Она внимательно посмотрела ему в глаза, увидев боль и ярость, но также и желание, которое, как она думала, не имело ничего общего с их разговором. Сердце заикалось, она глубоко вдохнула.

— Данте...

— Ты не сказала мне, Амара, — ответил он, сжав челюсти.

Он знал.

Она не имела понятия как, но он узнал.

— В течение многих лет, — продолжал он, ярость на его лице соответствовала огню в ее венах, — Ты принимала меня внутрь своего тела, приветствовала меня в своей постели, позволяла мне брать тебя всеми возможными способами. Но. Ты. Никогда. Не. Говорила. Мне.

Слезы потекли из ее глаз.

— И я кое-что заподозрил. Я должен был, блядь, спросить. Знаешь, почему я этого не сделал? Потому что я тебе доверял. Верил, что ты расскажешь мне, если что-нибудь подобное произойдёт. А ты не сделала этого, поэтому я никогда не предполагал, потому что не хотел оскорблять воспоминания о твоем опыте.

Он убивал ее.

— Данте...

— Мы оба допустили ошибку, Амара, — сказал он ей, его глаза горели. — И мы должны признать это. И поговорить об этом, простить друг друга и двигаться дальше. Я не оставляю тебе выбор. Все эти годы я не работал из-за такой банальной вещи, как отсутствие общения, чтобы сломить нас.

— Это не тривиально, — пробормотала Амара.

— Да, тривиально, — сказал он ей. — Мы уходим отсюда. Мы, блядь, воссоединяемся. Ты действительно думала, что я тебя отпущу? После десяти лет борьбы за нас, ты действительно так думала, Амара?

Амара сжала кулаки.

— Ты причинил мне боль.

— Да, ну, я мудак.

От того, как он это произнёс, у нее вырвался неохотный смешок. Его губы дернулись, прежде чем он снова протрезвел.

— Знаешь ли ты, — продолжал он, обжигая ее своим темным взглядом, — Что пока мы с Тристаном убивали ублюдков, которые похитили тебя, я искал человека, отдавшего приказ, в течение многих лет? Это был мой тайный проект, и работа под прикрытием заставила меня понять, что мне следовало уделить ему больше времени. Потому что все это связано, и я был слишком сосредоточен на Ищейке Марони. Гребаный мертвый ублюдок.

Боже, ей было больно. Ей было больно за него, за себя, за все, через что они прошли из-за одного мужчины. Второй раз в жизни Амара была рада чьей-то смерти.