— Когда-то наши земли были провинцией Римской империи — отсюда название «Прованс», затем входили в вестготское королевство, короли которого провозгласили себя преемниками римлян. Мне посчастливилось побывать в Толедо, и я знаю не понаслышке, как похожи наши языки и традиции.

— Да, да, все именно так! — Королева на мгновение задумалась. Эта красивая баронесса бесхитростна, но не проста. И к тому же почтительна — Бланку тронуло то, что она хранила чужую реликвию на своей груди. Ее величеству, бесспорно, понравилась новая знакомая, а она доверяла своей способности разбираться в людях. — Я считала себя парижанкой, но, услышав о родине, разволновалась. Как там моя нянька, здорова?

— Вполне. Она уже немолода, конечно, но весьма энергична. Кажется, что ее теплоты и заботы хватит на весь мир.

— В этом нам с Урракой очень повезло. Моя мама умела подбирать людей. — Бланка походила по комнате, пытаясь успокоиться. — Что-то вы совсем меня растрогали. Сентиментальный вышел день: сначала я писала мужу письмо, а теперь на меня нахлынули детские воспоминания…

— Говорят, король сейчас на юге, осаждает Авиньон?

— Воюет, как обычно. Если помните, два года назад Амори де Монфор, не обладающий отцовской жесткой хваткой, передал свои южные земли королю. А весной, после того как отлучили от Церкви моего кузена Раймона Тулузского [47] , муж снова отправился в поход в Лангедок, чтобы окончательно доказать, кто там хозяин.

— Бедная земля! Опять кровь и страдания, — еле слышно прошептала Сабина.

— Не спорю. — Бланка на миг разделила ее печаль, но тут же добавила бодрым тоном: — Однако не бывает великих свершений без боли. А мой супруг — воин! Он не успокоится, пока не присоединит земли тулузского графа к французской короне.

Словно в подтверждение этих слов раздался зычный голос дворецкого:

— Ваше величество, срочный посыльный с письмом от короля Людовика!

Посторонившись, он пропустил вперед пошатывающегося от усталости гонца. Оставляя после себя дорожную грязь, тот с низким поклоном передал свиток, скрепленный царственной печатью.

— Авиньон пал! — быстро пробежав глазами послание, громко воскликнула Бланка и с благодарственной молитвой упала на колени перед распятием из слоновой кости. — Мадам Сабина, мне бы очень хотелось еще о многом расспросить вас и выслушать историю вашего путешествия в Компостелу, но сейчас, к сожалению, у меня нет времени. Необходимо срочно собрать совет и оповестить всех о знаменательном событии. Жду вас ровно через неделю в это же время. Охрана на воротах будет предупреждена.

На следующее утро королевская свита прошествовала на торжественную мессу в еще недостроенный собор Нотр-Дам. Париж ликовал, оглашая округу малиновым звоном колоколов. Не ограничившись щедрой милостыней, Бланка на радостях приказала выкатить из монарших подвалов бочки вина, чтобы парижане достойно отпраздновали победу любимого и доброго короля после тяжелой трехмесячной осады Авиньона.

***

Сильный штормовой ветер, угрожавший снести палатки военного лагеря, резко стих, сменившись проливным дождем. Людовик Лев, находившийся внутри королевского шатра, с удовольствием прислушался к стуку тяжелых капель, гулко затарахтевших по крыше. Наконец-то долгожданная вода, льющаяся с небес, хоть немного смоет грязь и едкую вонь, скопившуюся за полтора месяца в его лагере. Все-таки осада крупного города — весьма монотонное занятие. Авиньонцы решили сначала пропустить королевские войска, двигавшиеся по левому берегу Роны вглубь Тулузского графства, но затем, взбунтовавшись, заперли городские ворота, и никакие мирные переговоры не смогли их переубедить.

Молниеносного покорения юга Франции не получилось. Пришлось приступить к длительной осаде. К стенам Авиньона стянули большие требюше, прозванные в народе «орудием дьявола» [48] . Собственно, работали только те, кто обслуживал невиданные доселе грозные камнеметные орудия. Остальные воины бо`льшую часть дня слонялись без дела по лагерю. Изредка голодные осажденные устраивали отчаянные вылазки и ввязывались в яростные стычки с северянами. Но подобные мелкие сражения, не давая каких-либо ощутимых результатов, позволяли противникам лишь выпустить пар. Королю тяжело было сдерживать свою огромную армию, да и снабжение такого количества людей стоило немалых денег. Но он решил настоять на своем и покорить взбунтовавшийся город, а затем снести его крепостные стены.

Июльским утром, привычно отстояв мессу в походном шатре-капелле, Луи обсудил текущие вопросы с незаменимым канцлером Гереном и подписал несколько подготовленных им документов. Начавшийся ливень помешал королю провести ежедневный осмотр лагеря, и, воспользовавшись паузой, он решил после обеда написать письмо жене.

При воспоминании о Бланке привлекательное мужественное лицо Людовика, как всегда, озарилось нежной улыбкой. Господь послал ему неслыханное счастье в браке, видимо, компенсируя неудавшуюся личную жизнь его отца. Филиппу Августу фатально не везло во всех трех браках, сын же его, женившись один раз, двадцать шесть лет прожил в любви и полном согласии с супругой.

Перед глазами Луи пронеслись воспоминания о красавице Бланке. Вот она — угловатая девочка, какой он увидел ее накануне свадьбы, но с таким пронзительным взглядом огромных светлых глаз, что через несколько мгновений казалось — ей известны все мысли в твоей голове. Прошло три года, и Бланка, с уже приятно округлившимися женскими формами, взошла с ним на супружеское ложе; их брак был консумирован. Затем — рождение детей, умерших в младенчестве, первые радости и неподдельное родительское горе. Но юность не может долго печалиться, а дети, появлявшиеся на свет один за другим, вносили в их жизнь новую радость и заботы. Они были уже шестнадцать лет в браке, когда бесстрашная супруга Людовика бросилась в ноги свекру, чтобы добиться помощи для английской экспедиции мужа, а не получив согласия, начала его шантажировать. Кого?! Сильнейшего европейского монарха, после битвы при Бувине [49] находящегося на пике могущества. И Филипп сдался, пусть тайно, но помог сыну в его авантюре. Наконец апогей их жизни — коронация в Реймсе. Отныне они не просто супруги, а король и королева Франции.