Шрифт:
— Спасибо, Горх, вот только, где Ульяна?
— Не за что, — пробурчал трактирщик. — Хрен бы я, значица, за тобой пришёл, если б не Киря. А что до госпожи Ульяны – беда с ней.
— Отравили? Прокляли? Убили?
— Хуже, — Горх печально вздохнул и махнул могучей рукой. — Судят её. Прямо сейчас.
Глава 29
— Так, Горх! Веди прямо сейчас в суд и рассказывай по дороге, что произошло.
Пока мы добирались до суда, который, по удивительному стечению обстоятельств располагался по соседству с домом мэра, Горх рассказал следующее:
Всё началось с гигантской очереди к Магической башне.
Казалось, к Ульяне на приём разом захотели попасть чуть ли не все мужчины города Удольска. И если по началу очередь двигалась вполне себе чинно и благопристойно, то ближе к обеду началась полная вакханалия.
Во-первых, резко замедлилось продвижение самой очереди – мужчины выходили из башни хмурые и сердитые, но на все вопросы лишь угрюмо отмалчивались.
Во-вторых, задние ряды начали энергично давить на стоящих впереди, что в итоге вылилось в затоптанный огород, на котором росла какая-то волшебная трава.
В-третьих, магичка, выглянув из окна, увидела, что чуть ли не сотня мужиков топчет её драгоценные травки и прямо из окна швырнула несколько Огненных копий. И всё бы ничего, но одно из них попало в парик двоюродного брата мэра.
Уважаемый Хотур держал в городе хлебную лавку.
Пользуясь своим положением, этот хитрый НПС устроил всё таким образом, что все харчевни и трактиры обязаны были подавать именно его хлеб. Ну а муку он за копейки брал у мельника, который, несмотря на хлебную профессию, даже платья нового семье купить не мог.
Поначалу народ возмущался, открывались частные лавочки, таверны массово отказывались от «Хотурских булок». Казалось бы, жизнь наладилась, но не прошло и трёх дней, как Удольск захлестнули массовые отравления булочками и пирожками.
Мэр тут же созвал внеочередной городской совет и, конечно же, ратуя исключительно о благополучии своих граждан, вынес приказ «О Безопасности славного города Удольска».
Дальше Горх мог и не продолжать. И так было понятно, что, как только монополия уважаемого Хотура была восстановлена, отравления тут же прекратились.
Из этого рассказа я сделал вывод, что на мэра работает хороший алхимик. Одну сейчас судили, вторую я лично сжёг… Неужели в Удольске есть третий зельевар? Я задумчиво перевёл взгляд на заканчивающего историю Горха.
— Мы как только огонь увидели, так сразу на улицу щеманулись, а он, значица, остался.
Речь у Горха, конечно, совсем не эталон литературной нормы, но зато искренняя – что думает, то и говорит. Что же до этого Хотура… Интересно зачем он остался? Решил, что Уля его узнает? Или понадеялся на родственные связи?
— А Ульяне какая разница кто перед ней стоит, её из столицы назначили! Она ка-ак плюнула огнём! И парик его, значица, как вспыхнул. А Хотур как завизжит, как завизжит! Хряк натуральный! Скинул обгорелую паклю с головы и давай свою лысину наяривать, ну в смысле наглаживать. Ну, некоторые мужики и хохотнули.
Ага, некоторые! Поди, всей толпой заржали как кони!
— Ну он, значица, покраснел весь, подборок задрал, мол, плевать ему на мнение общества, ну и идёт такой себе к калитке.
Мда, надеюсь, Уля его Огненным копьём не ускорила под пятую точку?
— А у калитки, значица, дурачок какой-то масло разлил, да густо так, на дорожке прям! Когда братвой-то перли, значица, друг за друга держались и не падали, а тут он один как павлин вышагивает.
Ага, дурачок – это получается я. Так вот за какую ловушку мне дали опыт в лесу! А я всё голову ломал, на игровые лаги или банк грешил…
— Ну и грохнулся наш Хотур прямо на жопу. Ну а народ снова ржать.
Так ещё бы! Любо-дорого посмотреть, как твой обидчик перед всем белым светом позорится!
— А он, значица, как заорёт: «Ведьма! Прокляла!» А у нас, сам знаешь, какое к ведьмам отношение.
Так-так-так, а это уже интереснее.
— Погоди, Горх, не знаю. И какое же у вас к ним отношение?
— Ну так наш верховный волхв уже какой месяц ведьм поносит…
— А в крестовый поход ещё не звал? — пошутил я, но посмотрев на трактирщика, осёкся.
— Не звал, — напряжённо ответил Горх, замедляя шаг. — Вот только посох его теперь крест венчает. А помощничек его, который его и спас, хоть в рясе и ходит, а звон доспехов не скрыть.