– Лоси умеют плавать, – сказала Маричка.

– Но вряд ли способны бодаться и лягаться, когда плавают.

– Вода холодная.

– Вряд ли нас это остановит.

– Если добежим, конечно.

Они опять засмеялись, хотя обоим было вовсе не весело. Это была просто психологическая разрядка, которая снова вызвала неудовольствие лесного великана. Он неожиданно вскинул голову. Ноги Быкова оторвались от земли, он повис на рогах, как если бы решил вскарабкаться на дерево, держась за сучья.

– Прыгай! – крикнула Маричка.

Ее пронзительный голос заставил лося приподняться на задних ногах. Рога выскользнули из развилки. Быков свалился к подножию дерева. Лось опустился на четыре ноги и, пятясь, замычал. Он был совершенно свободен. Человек, стоящий перед ним на четвереньках, был не больше щенка, оказавшегося перед носом большого пса.

– Вставай, – пролепетала Маричка. – Вставай, Дима. Надо бежать.

Нужно отдать ей должное: сама она не обратилась в бегство, не бросила товарища одного в беде. Хотя проку от нее не было никакого. Что могла сделать эта хрупкая девушка против рогатого исполина, находящегося на расстоянии одного или двух прыжков.

– Не двигайся, – тихо произнес Быков. – Стой неподвижно.

Пожалуй, это было единственно правильное решение в данной ситуации. Они бы все равно не смогли удрать. Это стало ясно, когда лось вдруг сорвался с места и бросился через подлесок в чащу. Длинные ноги позволили ему развить скорость, превосходящую самый быстрый лошадиный галоп.

– Ух ты! – выдохнула Маричка. – Отвернись, Дима. Скорей, а то я уписаюсь.

Он поспешил подчиниться, став таким образом, чтобы видеть лося. Тот еще разок мелькнул поджарым задом и исчез из виду. Быков присел, чтобы потрогать внушительный отпечаток лосиного копыта.

– Что здесь происходит? – раздался голос Хофмана, пробирающегося через ельник.

Маричка вскочила, натягивая штаны.

– Напугал, дядя, – сказала она.

– Что здесь происходит? – повторил Хофман, переводя взгляд с племянницы на Быкова и обратно.

– Мы спасали лося, дядя, – поспешно ответила Маричка.

Застигнутая врасплох, она позволила себе оправдывающиеся нотки, и это оказалось ошибкой. Побагровев и раздувшись, словно индюк, Хофман стал наступать на Быкова, приговаривая:

– Так вы оправдываете мое доверие? Морочите голову девочке? Какого черта вы привели ее сюда? Для вас что, не существует элементарных правил приличия?

– Напрасно вы горячитесь, – бормотал Быков, растерявшийся перед таким напором. – Мы не делали ничего предосудительного. Здесь и вправду был лось. Он застрял рогами между этими деревьями…

– Дима помогал ему, дядя, – подключилась Маричка.

– А ты чем занималась, хотел бы я знать? И где ваш чертов лось? Ничего умнее не могли выдумать?

Хофман, похоже, был готов наброситься на Быкова с кулаками, но в это мгновение его внимание отвлекли ружейные выстрелы, эхо которых прокатилось по лесу. Они прозвучали совсем близко, в каких-нибудь двух или трех сотнях метров.

– Дьявол! – вскричал профессор Хофман, раздувшись еще сильнее. – Кому взбрело в голову охотиться в заповеднике?

Ответа, разумеется, не последовало. Три человека, стоящих в ельнике, услышали нечто иное. Приближающийся топот и треск сучьев.

– Он возвращается! – предупредил Быков тревожно.

– Кто, черт подери? – спросил Хофман звенящим голосом.

– Лось, дядя, – сказала Маричка. – Вон он.

Ошибиться было невозможно. Это действительно был лось, причем определенно тот самый, которого пришлось вытаскивать из ловушки. Если он и почувствовал тогда благодарность к людям, то память его оказалась короткой. Увидев их, он воинственно нагнул рогатую башку и ринулся прямо на них. Удирая от охотников, которые, возможно, ранили его, он решил, что эти трое намереваются преградить ему путь к отступлению.

– Бежим! – взвизгнула Маричка и побежала через редколесье во все лопатки, высоко вскидывая ноги и энергично работая локтями.

Хофман и Быков бежали не столь грациозно, хотя не уступали ей в скорости. Тем не менее лось двигался куда быстрее. Если бы не склон холма, по которому мчались трое беглецов, то им бы не удалось удрать далеко. Но длинные ноги лося не были приспособлены для бега по наклонной поверхности. Уходя к заливу, склон делался все более крутым. Спотыкаясь и приседая на задние ноги, зверь был вынужден лавировать, тогда как разогнавшиеся люди лишь наращивали скорость, прыгая через лежащие стволы и проламываясь сквозь кусты.