– Приятного аппетита, Стефани. Так я и знал, что ты где-нибудь в дешёвой забегаловке лопаешь сладости или жареных кошек, чуть не на мостовой, раз уж тебя нет ни в одном приличном отеле.

Стефани поперхнулась. Арно поморщился.

– Не порть сарафан, Стефани. Ты как первоклашка на перемене. Держи, – и он протянул сестре носовой платок.

– Чёрт бы тебя побрал, Стефан!

– Арно, сестрёнка. Здесь я просто месье Арно. А ты, полагаю, мадемуазель Изабель?

– Не угадал. Здесь я мадемуазель Сесиль.

– Всегда терпеть не мог твоё третье пафосное имя. Ну, ты поела?

– Нет. Будешь со мной кофе?

– Здесь? Ты всерьёз думаешь, что я буду пить кофе в забегаловке на рынке?

– А ты попробуй! – и Сесиль плеснула в брата тёмно-коричневую тягучую горячую жижу.

Вскочив и схватив сумку, она побежала через весь рынок к его задней стене и чуть не выломала дверь, за которой брезжил свет и слышались звуки улицы. Но в прятках-догонялках «чуть» не считается, и дверь не поддалась. Зато затылок обожгло горячее дыхание брата, разъярённого из-за ожога и безобразного пятна на майке.

– А ты знала, малышка, что одна стена крытого рынка Кольмара выходит прямо на реку, потому что именно по Лошу сюда подвозили товары полтораста лет назад? Эта дверь закрыта, чтобы идиотки вроде тебя не выходили в воду со своими кошёлками. Подойди ко мне, Стефани, или, клянусь предками, я утоплю тебя в этой вонючей сточной канаве. И за майку, сестрёнка, придётся ответить…

***

Морис ещё раз измерил рулеткой длину новой балки и, наметив места для крепления угловых распоров и крепления к старому каркасу, быстро нарисовал циркулем кружочки. Циркуль был старинный, с чеканкой и латунной шишечкой.

– Шикарная вещь, – заметил один из рабочих, – твой?

– Отца и деда.

– Тоже строил?

– Проектировал. Он архитектор.

– А ты чего? Не потянул институт?

– Решил передохнуть. Рассверли ещё вот тут немного.

– Врезка расшатается.

– Не расшатается, мы нагили пошире выстругаем, чтобы намертво загнать.

Рабочие вырезали угловыми шлифовальными машинами, огромную арку в стене между комнатой и коридором, подставили железные опоры и теперь устанавливали поддерживающую верхнюю балку, стяжной порог, боковые балки с угловыми распорами и откосами. Работали споро, слаженно, потому что точно всё обговорили заранее. К вечеру работа была сделана.

– Как это сделана? – возмущённо спросила мадам Леони, – а трубы?

– Завтра, мадам. Трубами мы займёмся завтра. Эта балка нас, гм, придавила. Нам нужна передышка, – ответил за бригаду Морис.

– До завтра, мадам, – буркнули ей по очереди рабочие и поспешили убраться из отеля.

– Ну, ладно. Хоть мусор вынесли, – проворчала мадам Леони, – идём за стол.

Морис не стал отказываться. Второй ужин с семьёй Франсуа прошёл в молчании. Морис устал, Шарль отпросился в город с парнями, старики думали каждый о своём.

– Ты уже нашёл то, зачем приехал, сынок? – спросил его Клод Леон.

– Пока нет, месье, но я точно знаю, что это где-то здесь, в Эльзасе, на винной дороге.

– И что это?

Морис пожал плечами и вздохнул. Потом зевнул и извинился.

– С вашего позволения, мадам, месье, я пойду отдыхать.

– Конечно, Морис, иди. А куда вы оттащили мусор?

– К мусорке, мадам.

– Нельзя! – воскликнула мадам Леони, – нужно вынести на улицу, к обочине. Это не отходы, это строительный мусор, его вывозят отдельно.

– Я перенесу, мадам. Сейчас.

Морис поспешил на задний двор. Мешки и короба стояли в ряд, да и балки лежали вполне аккуратно, но совсем не там, где надо было. Зря он отпустил парней, теперь придётся таскать всё самому. Он вздохнул и потащил первый мешок…

***

Стефани огляделась в номере брата, пока тот поехал за её вещами, заперев сестру на ключ. Видимо, это лучшее, что здесь можно было снять. В этом весь брат – либо лучшее, либо ничего. И отсюда не сбежишь, третий этаж. Она подошла к окну. Это живописное местечко, quai de la Poissonnerie – набережная Рыбных торговцев, и отсюда совсем не далеко до place des Six Montagnes Noires – площади Шести Чёрных Гор, буквально – два шага. Но как сделать эти два шага, когда брат её запер, представлялось ей мрачной загадкой.

Стефани решила воспользоваться хотя бы его отсутствием и вытащила карту. Она расстелила на кровати длинный отрез пожелтевшего от времени белого шёлка с нанесённой на него чёрной тушью картой с заковыристыми пояснениями на алеманнском.

Эта карта хранилась в семье много лет, возможно, с начала двадцатого века. Стефани обнаружила её, когда ей было двенадцать, она тогда пряталась от гнева брата, чью дипломную работу нечаянно залила соком, и забралась к отцу в кабинет. Там она спряталась на подоконнике за шторой и подсмотрела, как папенька в спешке складывал в сейф пачки денег, вынув оттуда странный длинный узкий футляр. Потом его позвали, он закрыл сейф, но футляр положить внутрь забыл. Стефани провела много времени, рассматривая эту карту, но так и не поняла, что на ней изображено. Поняла только, что у карты нет половины – она явно была частью чего-то большего. Потом её нашёл брат и закатил жуткий скандал из-за своего дурацкого диплома, да ещё приплёл карту, дескать она её выкрала из сейфа отца. Стефани гневно всё отрицала, но теперь, спустя пять лет, на самом деле её выкрала, воспользовавшись невероятной рассеянностью отца.