– Он даёт каждому по плечу и воздаёт по заслугам. Что там насчёт люксов?

– Они не знакомы. Но у обоих двойные фамилии и оба явно из знати.

– Так явно?

– Породу не скроешь, Леон. И потом, вещи, манеры, речь, – это не каждый сыграет.

– Ты права. Но у нас ещё несколько дней. Раньше августа они никуда не попрутся. Ещё кофе?

– Нет, спасибо. Я вернусь в кафе. Время ужина.

– Отдохнула бы, – предложил лодочник, глянув на хозяйку отеля.

– Я не устаю, брат. Мне нравится моя работа.

– Ты моя умница.

Старик улыбнулся, и его хмурое сморщенное лицо вдруг совершенно изменилось – словно расцвело и помолодело, став светлее и добрее, как на иконе.

– До завтра, дорогой. Завтра всё выяснится и определится, я надеюсь.

– Лучше бы не определялось. Ты же знаешь, когда всё выясняется и определяется, начинаются настоящие проблемы.

– Я буду надеяться, что ты не прав, Леон.

– Я всегда прав, сестрёнка. Именно потому, что ни на кого и ни на что не надеюсь и просто занимаюсь своим делом, которое сам себе выбрал.

– Шарль говорит, что тебе пора на покой, – улыбнулась мадам Леони.

– Что? Глупый щенок! Да что он знает о покое? Пусть занимается учёбой и не суёт нос в дела, которые его не касаются. Кстати, он определился, на каком отделении будет учиться с этого года?

– Да. Автомеханика.

– Это с его-то руками, растущими из задницы?

– Леон!

– Ладно-ладно, Леони, посмотрим. Завтра зайду к вам за лимонами, заодно посмотрю, что там за пчеловодов к нам занесло…

Сестра ещё что-то говорила ему, но Клод Леон думал о своём. Всё складывается удачно. Он провернёт новое задание как забавное дельце под прикрытием пчелиного роя…

***

Морис не стал раскладывать вещи, а напротив, перебрав их, аккуратно сложил в рюкзак, отложив кое-что в стирку.

Денег хватит на неделю, не больше, так что пить сок в кафе больше не стоит, пока не найдётся работа. Но сегодня придётся поужинать, чтобы набраться сил для поисков работы.

Господи, лучше бы он не подслушал случайный разговор, перечеркнувший всю его жизнь. Лучше бы он никогда не узнал, кто он на самом деле. Тогда ему не пришлось бы оставить семью, друзей, Родину, не пришлось бы скитаться и терпеть лишения, не пришлось бы стать изгоем, вором, беглецом и предателем. Он потерял всё, включая даже собственное имя, на которое больше не имел права.

Но раз уж так случилось, что ему даже отомстить за всё это некому, то он пройдёт этот путь до конца и узнает всю правду, даже если эта правда заново перевернёт его и без того разрушенный мир. Здесь, во Франции, он должен найти ответы на мучающие его вопросы, здесь должен понять, кто он, и здесь должен решить, что делать и как жить дальше, куда идти в этой жизни, к чему и с кем.

А вот и местная газета с объявлениями. Как хорошо, что отец обучил его французскому. Это было не принято в семье, в мире его отца, среди арабов, но отец сам получил образование во Франции, и его выучил французскому и английскому языкам. Если бы ещё его родители на самом деле были его родителями! Но недавно он понял, что это совсем не так. Понял и огорчился…

***

Арно осторожно надавил на дверную ручку, и та поддалась, уйдя вниз почти без скрипа и отворив дверь. Он не стал медлить и раздумывать и быстро вошёл в номер. В ванной лилась вода, и он подкрался ближе. И тут же чертыхнулся, споткнувшись о пару брошенных туфель. Что-то он не припоминал таких каблуков среди обувок сестрички. Да и вот этого почти кукольного клетчатого набора из дорожной сумки и несессера он не помнил.

– Так, а это что за пиджачок?

Разглядывая вещи на спинке стула и на кровати, он не услышал, как вода перестала шуметь, а дверь ванной распахнулась.

– Какого чёрта? Я вызову полицию! – раздалось у него за спиной.

Арно резко обернулся.

Перед ним в освещённом дверном проёме, завёрнутая в розовое махровое полотенце, стояла красивая молодая женщина, яркая брюнетка с белой кожей, по которой, срываясь с кончиков волос, сбегали капли воды, и гневно сверкала на него огромными голубыми глазами.

– Не нужно полицию, – очнулся он, – очевидно, я ошибся номером.

– Дверь была заперта! Как вы вошли?

– Просто повернул ручку, – ответил он с ухмылкой, придя в себя.

– Повернул ручку, вошёл, увидел женские вещи и всё ещё здесь? Вы за дурочку меня принимаете? Что вы здесь ищете?!

– Может, свою судьбу? Свою единственную суженую? – и он шагнул к ней.

Она усмехнулась и сменила тон.

– Тогда вам не к комиссару, а к психиатру!

– Прошу прощения. Я договорился встретиться здесь с сестрой. Когда мне сказали, что в номере остановилась парижанка, я решил, что это моя сестра.

Она потёрла ногу о ногу и передёрнула плечами.

– Убирайтесь!