— А ты думал, как вообще могло так получиться? Подделка документов не единичная, одному человеку такое не провернуть.

Лицо инквизитора темнеет. Наверное, он думал о том же, что и я. Но в разговор включается сразу, будто мы уже некоторое время размышляем над этой проблемой.

— Скорее всего, архивариус был в деле. Он уволился с инквизиторским составом.

— Их в любом случае достанут, — я киваю: с такой службы по собственному желанию не уходят.

— Вопрос во времени, — многозначительно бросает Максвелл, а я уже понимаю, что это значит.

— И давно с ними пытаются связаться?

— Третий день. Разыскная служба кардинала задействована в полном объеме.

Я смотрю в окно. Засыпанные снегом ветви яблонь практически стучат в стекло.

Разыскная служба — это значит, что дело дрянь. Совсем дрянь.

— Разберемся, — наконец бросает Риндан, поднимаясь, — по крайней мере сделаем всё возможное. Вальтц обещал за эти дни сделать выборку, приеду — ознакомлюсь.

Тихий смешок срывается с моих губ прежде, чем я успеваю это осознать. Я быстро гашу улыбку, но на вопросительный взгляд приходится ответить:

— Ты же трудоголик.

— Но я умею расставлять приоритеты, — хмыкает он, забирая тарелку со стола.

После обеда мы отправляемся гулять. От светового дня остается пара часов и, пользуясь случаем, я утаскиваю инквизитора на любимую опушку. Риндан долго, смешно наморщив нос, ищет что-то в снегу, а затем, внезапно выпрямившись, бросает в меня шишкой, выкопанной из-под белого одеяла. Я не оставляю его выпад без ответа и демонстративно леплю огромный снежок, глядя, как Максвелл, петляя, убегает от броска. Мне смешно и спокойно — удивительно, как может изменить жизнь пустой резерв. Или… не резерв?

Мысль, посетившая меня, настолько внезапна, что я замираю, открываясь врагу и пропуская снежок. Он летит мне прямо в лоб и через миг я уже сижу в сугробе, отплевываясь и пытаясь стряхнуть налипший на лицо снег.

— Не больно? — надо мной склоняется Риндан.

Я корчу страшную рожу и, схватив его за воротник дубленки, опрокидываю в снег. Он не сопротивляется и даже, кажется, поддается. Откинувшись назад, я наблюдаю за медленно синеющим небом. Сверху беззвучно падает снег и на мгновение мне вдруг кажется, что моя жизнь заложила вираж и понеслась по другому маршруту.

— Красиво, — комментирует инквизитор.

— Очень, — улыбаюсь я, глядя над склонившиеся над нами еловые лапы.

Лежать долго не удается — уже через несколько минут Максвелл поднимается и протягивает мне руку:

— Вставай, простудишься.

Подниматься не хочется, но резон в его словах есть — зелье Джо хорошо ослабляет иммунитет и даже опустошенный резерв здесь не поможет. Поэтому скрепя сердце встаю и даже позволяю Риндану себя отряхнуть.

— Замерзла? — зеленые глаза пристально глядят на меня и я внезапно понимаю — да.

— Замерзла, — улыбаюсь.

Этого хватает. Подхватив меня под локоть, инквизитор ловко выруливает на протоптанную дорожку и уже через четверть часа мы стоим у моей калитки. Не сдержавшись, бросаю взгляд на соседний дом и тут же хмурюсь: дым из трубы не идет. А, учитывая мороз, не топить — просто глупо. Значит…

— Что такое? — мужчина оборачивается ко мне и я внезапно обнаруживаю себя стоящей в одиночестве на улице. Риндан испытывающе глядит на меня от крыльца.

Качаю головой:

— Нет, все хорошо. Задумалась.

По дороге к двери я не удерживаюсь и еще раз оглядываюсь на дом, жалея, что крыльца отсюда не разгляжу: интересно было бы узнать, уехали они или что-то случилось?

Дверь скрипит, пропуская нас в тесный коридор. Нет, будь я одна, мне бы хватило, но Риндан будто занимает все пространство, нависает надо мной, помогая снять шубку и я только теперь замечаю, что едва достаю ему до плеча.

Мы проходим на кухню, но похлопотать у печи мне не дают: инквизитор усаживает меня в кресло, укутывает пледом и уже через несколько минут я наблюдаю, как мужчина ставит воду и засыпает в маленький чайник заварку.

— Отдыхай, — бросает он через плечо на мою неловкую попытку встать.

Обернувшись к окну, я вижу на подоконнике забытую книгу. Осторожно переворачиваю страницу и застываю, наткнувшись на слово “дело”. Шестеренки мыслей начинают вращаться в другом направлении и вот я уже вся в рабочей рутине.

— Как ты понял, что дела сфабрикованы?

— Запах, — его спина на миг каменеет и инквизитор возвращается к ополаскиванию чашек, — собственно, как и ты.

— Я ещё почерк заметила, — каюсь я, наблюдая, как ловко двигается мужчина, — степени выраженности эмоций позже прописывают. Через день или два, как улягутся. Возможно, у нас было иначе, но у нас дела общие.