Слово «падла» хоть и не наше, но близко оно к сути того, что скрыто в человеке. Заимствовано оно нами у иудеев древних. Говорят, у них оно означало «выкупать из рабства». В сути, раба. У нас же оно просто означает того, кто подле себя, кто веником живёт, кто на части разорван. На устах одно, внутри другое. Лицемер этакий! Также говорят, что латинское «орбус» («лишённый чего-либо») и древнеиндийское «арбас» («слабый») тоже со словом «раб» единого корня. Достаточно ли тебе того? Разумному-то достаточно будет! Достаточно, чтобы увидеть, что за враг такой хитрый в падле скрыт. Но не всегда мы разумны. И не всегда сказанного достаточно бывает, даже если во сто крат больше скажешь, чтобы падлу эту узреть! Ловко она скрывается!

А она, падла эта, раб наш, который в каждом есть, раскалывает нас пополам. На люди мы одно, глубоко же внутри себя – другое! Вот тогда-то ни в дудочку, ни в сопелочку мы. Как говорится, либо в стремя ногой, либо в пень головой. Одним словом, мимо! Мимо Жизни своей! И уж точно мимо науки сей «хитрой».

А надо всё это, что я тут тебе сказываю, чтобы в углубину войти, к Сущему взойти, ради Лада! О Ладе маета наша! Все дела, всё, что нас соблазняет, к Ладу нас устремляет! Хоть жажда учить, хоть желание лечить, хоть плясать, хоть писать. Всё к Ладу! Все мы его трудники. И тот, кто не по верхам Лад тот ищет (прав – неправ, мол, ты), но вглубь идёт, в сердце, к серёдке, где прав – неправ друг в друге пропадают да единым становятся, чародеем равновесия делается.

Непонятно тебе сказанное? Ну и слава богу! Ты просил, я сказываю! Узелок развязываю! А если тебе ещё чуть надо досказать да подсказать, непонятно сказываемое, то тебе ещё чуток надо… дорасти! Не созрел ты, чтобы с ветки пасть, нет слёз у тебя по Ладу, не наистязался ты ещё мир воевать. Здесь, в мире, твои чаяния! Коли так, то вопросы твои не от души исходят, не от боли. От голода, жадносветом называемого. Орудия победы тебе нужны! Победы над миром! Чтобы лучшим стать! Потому мимо тебя пройдёт наука эта. Иди, лечи, учи. Собирай блага да почести! Они-то – что угли горящие на твою голову! Обратная их сторона – боль! Вот скопишь её, взрастёшь в боли, и станет тебе всё и без подсказок понятно. Увы, только боль есть та почва, на которой древо спасительное возрастает. По нему мы лишь можем на Небеса взобраться, как в той сказке сказано. По нему лишь! Так-то вот.

Не верь мне! Проверь! Сам своей поступью всё измерь да отсеки! Мол, так оно или не так. Всё сам!

Только, скажу я тебе, и диво – лишь следующее! Негоже на нём точку ставить! Много званых, да мало избранных! Тысячи охотников за тайнами очевидными! Но знаешь, почему слона-то они и не замечают? Почему мимо того проходят, в чём охота их? А потому что мгновенье остановить пытаются! Это вместо того, чтобы в Ток Жизни окунуться и стать следующим. Вот тогда бы и открылось им «сокрытое». Но следующим стать – себя потерять. Страшно это!

Тем не менее… У многих глубоко задумывающихся людей убеждение складывается, что легче повлиять на изнанку вещи или явления, чтобы вызвать в ней изменения, чем на саму эту вещь или явление. Прямое воздействие всегда чревато. О том нам опыт показывает! Чем? Отпором! Не поддаётся ни вещь, ни явление напрямки! Даже во благо своё, и то упирается. Мол, не-е-е-ет, не надо бы оно мне! Невозможно чужими зубами жевать. А потому на неё следует с изнанки влиять, чтобы гладко всё складывалось. То есть на образ её воздействие оказывать. На том ворожба вся с колдовством и держатся.

Что тут сказать? Как ответить-то мыслителям этим?

Так-то оно так! Всё верно! Напрямки упирается! А потому проще вроде бы с изнанки убеждать. Да спотыкаться та ворожба будет. Иногда попадает, а иногда и мимо! Как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним-то ходить. О чём это я? А о том, что и у образа изнанка есть. Вот о чём! Если образ – сам изнанка вещи, то его изнанка не вещь будет, но предобраз некий – диво. Да ты не ерепенься. Мол, об одном и том же всё ты сказываешь. Знамо уже! Поверь опыту, тут тысячи раз мало будет! Так что слушай!

Нажмёшь ты на образ, чтобы с его помощью, как рычагом, ту вещь с места подвинуть, не посчитаешься с её изнанкой – с дивом, – и на тебе: полезли откуда ни возьмись нежданчики. Вот о них-то и спотыкается ворожба та! Неточен, значит, получается, кудесник наш! Застыл он в своём мировоззрении – мол, так оно и этак, есть этот мир, и есть его изнанка, а больше ничего, оттого и мир его замёрзший. Нет в нём огня, нет в нём и жизни. Не дееспособный ни мир такой застывший, ни кудесник тот. Оттого-то его жизнь и растапливает через поражения, потери да неудачи многие. Чтобы он, значит, в корень зреть начал! С места так его гонят! Оживляют!

Тут совет тебе добрый! Имеющий уши да услышит! Не останавливайся и на диве! Снимай и этот кафтан с мира! Есть ведь и у дива изнанка. Утро! Это его серёдка и его сердечко. И звали его люди знающие бобком. Семя это! Всякое явление с вещью семя имеют – бобок! Вот и выходит, что у дива сердце – семя! Что оно собой являет? Не похож бобок на образ, и даже с призраком у него никакого сходства нет. Некий зачин это. Но не углядеть его взору твоему мысленному. Лишь сердцем его узреть можно. Узреть и промолчать!