– Надежда Константиновна, никогда не проводите свои сеансы в душном помещении. От духоты крышу сносит и у вас и у ваших прихожан.

Надежда Константиновна обижено скрестила руки.

– За окном мороз «песят» градусов. Я мёрзну.

– А вы шубу оденьте. Она вон какая модная. Имидж ваш ничуть не пострадает.

– Вы всё шутите, Евгений Василич…

– Ладно, всё. Лунёв, собирайте наших на планёрку. Будем закругляться.

После планёрки меня остановил Неведомский.

– Ты зачем вмешался в ход моего лечения?

Меня захлестнула волна негодования и я позволил её выплеснуть в резкую отповедь:

– Запомни, Жора, лечить здесь имеют право только двое – я и Козубовский. Свою «космосенсорную терапию» ты должен!!! согласовывать со мной.

Неведомский наклонил голову и посмотрел на меня как на возникшую перед ним букашку.

– Ну-ну… Вон как наша пташечка запела.

Несмотря на сильную усталость, я уговорил Макарова и Лунёва «промедитировать» ситуацию Анюты. Но моя медитация так и не состоялась. Как только я закрывал глаза, меня сразу же охватывал хоровод образов из хаотических картинок процессов, что возникали на терапевтических сессиях. В голове начиналось опасное кружение, к горлу подступала тошнота. Раскрыв глаза, я сглотнул тошнотворный комок. Лунёв сидел в позе «лотоса» и безуспешно силился расслабиться. Макаров сделал громкий выдох.

– Вуууух. Спасибо, дед. – Макаров оглядел меня и Лунёва. – Не знаю поможет ли это? Дед сказал, что можно перекинуть «печать навета» с девочки обратно на её мать и отца. Показал, как это сделать.

До меня не сразу дошёл смысл слов Данилы.

– Ты как с дедом связался?

Макаров пожал плечами.

– Так вот, – он показал на образок, что носил на кожаном ремешке, – у меня вот эта иконка, у деда всегда с собой моя ладанка. Главное, что бы вещь была личная. Как по телефону звонить. Но у меня не всегда получается. Дед говорит, что для соединения яви и нави «ум в чистоте и ясности держать надо».

Я кивнул.

– Ладно, ребята, и это освоим. Давайте отдыхать. Нам завтра ещё до обеда работать, а народу не убывает.

Лунёв легкомысленно развёл руками.

– Так Вы, Евгений Василич, тавойт, скажите Владимиру Ивановичу чтоб мы задержались дня на два-три и вася. Здесь же поле не паханное. В смысле – работы – непочатый край. А я только во вкус входить начал. Столькому научился за несколько дней! В институте такой практики за год не пройти.

Перед тем как лечь спать я сделал ещё одну попытку «промедитировать» ситуацию с Анютой. С осторожностью погружаясь в расслабленное состояние, обнаружил что тошнота больше не возвращается, а болезненный калейдоскоп образных видений превращается в блеклые тени. Когда сознание погрузилось в сияющие пространства покоя, тело вздрогнуло и руки согнулись в локтях. Не выпадая из медитации, я отметил как мизинцы начали самопроизвольно вращаться, создавая разноцветные спирали, которые тут же куда-то исчезали. Я заворожённо наблюдал за непонятным процессом, а когда мелкие спирали начали сливаться в одну большую, так же непроизвольно выдохнул и раскрыл глаза.

– Что это было?!!

И спросить-то не у кого. Детская обида на Неведомского закрыла возможность пойти к нему без промедления и «хотя бы» посоветоваться.

Утром в гостиницу приехал Владимир Иванович. Он сам «попросил» продлить сроки профосмотра ещё на три дня – в связи «с непредвиденным ажиотажем» и «заявками двух вахтовых посёлков принять их наиболее ценных работников». Владимир Иванович пообещал немедленно связаться с Протасовым и урегулировать с ним все необходимые формальности. Я согласился, но с условием, что у нас будет один дополнительный день для полноценного отдыха сотрудников.

Почти все собрались в биллиардной комнате. Лунёв и Макаров с азартом гоняли шары. Козубовский ждал своей очереди «на победителя». Женская часть бригады уехали отовариваться на торговую базу нефтяников, а я через «нехочу» пытался отвечать на вопросы молодых сотрудников. Вошёл Неведомский и поманил меня за собой. В холодном тамбуре пожарного входа он без предисловий меня спросил:

– Твоя работа?

– Ты про что?

– Ты дурака-то не включай. Ты хоть понимаешь, что такое – неделя работы в полевых условиях? Наши бравые чародейцы завтра начнут отключаться из-за обесточенности… А у тебя – великого гуру – от вожделения крышу снесло!

Я сглотнул, понимая, что Неведомский по сути прав, но со злым упорством ещё раз спросил:

– Да ты про что?!

Жора, передразнивая мой гневный речитатив, произнёс:

– Запомни, Женя!!! Пока у тебя обстоятельственный уровень не тело, а ещё только плохо структурированное поле, ты можешь в лучшем случае этими обстоятельствами рулить. Что-то менять или подменять ты сможешь только после того, как полностью преобразуешь полевые структуры в определённую форму. Попытаешься вклиниться со своими мышами в голове в ход действительности, встретишься со стражем времени. А он цену назначит за любое изменение такую, что мало не покажется.

Мне показалось, что Неведомский во время своей отповеди начал впадать в пространную задумчивость. На слове «цена» он встрепенулся:

– И руками своими в астрале в безголовом состоянии не маши, а то эти руки оторвут и приставят к более соответствующему месту. Кстати тебя в гостиной Анюта дожидается. Чего ты ей наобещал?

Я в состоянии полного замешательства отвечать не стал. – «Откуда он про руки узнал?». – Выскочил в коридор, и «всё так же в безголовом состоянии», в радостном предвкушении встречи, устремился к Анюте.