Найти садовые ножницы оказалось и не таким уж простым делом! Профессору пришлось переполошить весь гараж, вспугнуть с десяток пауков и пару мышей, которые притаились по углам, прежде чем он обнаружил необходимый инструмент в цветочном горшке, завернутый в пожелтевшую от времени ткань. Ножницы, к слову, выглядели совсем как новые, лишь немного поржавели в крестовине. Отнеся находку в дом и, положив на тумбочку в коридоре, профессор отправился к себе в кабинет, достал уже почти опустевшую бутылку бренди и залпом осушил рюмку, неприятно поморщившись. Из буфета напротив он извлек начатую коробку конфет, которую ему подарили еще на день рождения в начале мая, и бросил в рот несколько штук, смягчив послевкусие алкоголя. По телу уже начало разливаться приятное тепло и профессор по обыкновению уселся в свое мягкое кресло у стола, взял бесконечно недочитанный роман «На границе» и углубился в чтение. Однако на тексте он был сосредоточен лишь первые двадцать страниц. Мысли в голове постоянно возвращались к странным постояльцам и кусочкам их информации, которые больное сознание выдавало лишь по крупицам. И правда, за все время своей практики он не мог припомнить подобной таинственной неразберихи, которая окутывала бы его пациентов. Он повидал всякое за свою работу и характер болезни почти его не удивлял – с подобными симптомами к нему обращались сотни больных. Но там все было более чем понятно, по крайне мере он хотя бы знал их имена, место жительства, общался с родственниками и друзьями. Здесь же было все настолько туманно, что кораблик его лечения запросто мог разбиться о скалы причины, которые ввергли пациентов в такое состояние. Если не боевые действия, то что? Что могло настолько сильно повлиять на этих людей, что они почти полностью лишились своего рассудка? Конечно, второй пациент дает небольшую надежду разобраться во всем этом, но что за странная музыка мешает пробиться его воспоминаниям? Третий пациент, когда профессор спросил его про музыку или какие-либо звуки, лишь отрицательно покачал головой, написав на листке бумаги, что иногда слышит отдаленный шум то ли барабанов, то ли глухие звуки тубы, но они никак не мешают ему свободно мыслить. А на все расспросы, что мешает ему вспомнить, что же произошло, он лишь написал несколько слов: «Не знаю. Такое впечатление, что кто-то стер воспоминания из моей головы». Про первого пациента и говорить нечего. Помимо того, что он вообще ничего не помнил, так у него обострились приступы галлюцинаций, причем не только зрительных, но также слуховых и обонятельных. Не часто встретишь такое количество сразу, этот случай по праву может считаться уникальным, но вряд ли удастся когда-нибудь добиться от него хотя бы какой-нибудь внятной информации.

Профессор тяжело вздохнул, поправил сползшие очки, и снова попытался проникнуть в суть сюжета книги, но уже через полчаса к нему в гости постучался призрак сна.

2

Утром его разбудил легкий стук в дверь. Профессор встрепенулся, сперва не сразу осознав, где находится, но уже через секунду к нему вернулось осознание действительности. И вот опять он задремал в кресле! Уже в который раз! Во рту было неприятно кисло, горло мучил приступ изжоги. «Все-таки надо было вылить в унитаз этот паршивый бренди!» – выругал он сам себя, и быстро посмотрел на часы. Было уже почти половина восьмого, значит все хорошо. До утреннего обхода в девять часов у него еще есть предостаточно времени. Стук в дверь повторился, но уже более настойчиво. Доктор Фитцрой приободрился, расправил помятую рубашку и брюки, поправил свою неизменную красную бабочку в белый горошек, после чего положил закладку в книгу и медленным шагом направился к входной двери. Как и следовало ожидать, перед ним возникла массивная фигура Крауса. Бывший военный был как всегда хмур, но старался сохранять дружелюбный, «соседский» вид, от чего становился еще страшнее.

– Доброе утро, доктор Фитцрой, – голос его звучал подчеркнуто вежливо, – надеюсь, я пришел не слишком рано и не разбудил вас?

– Нет, все в порядке. Я не спал. – Соврал профессор и внутренне поморщился от очередного приступа изжоги.

– Рад, что я вам не помешал. Вы нашли садовые ножницы, о которых мы говорили вечером?

– Да, они у меня вот здесь. – Профессор на секунду подошел к тумбочке и забрал сверток с ножницами, после чего передал его Краусу. – Вот, возьмите. – Краус принял ножницы и благодарно кивнул.

– Большое спасибо, доктор Фитцрой. Обещаю вернуть, как можно быстрее.

– Не за что. И можете не спешить, они мне все равно пока без надобности.

– О, раз так, то я придержу их у себя до конца недели, вы не против?

– Конечно же, нет. Пользуйтесь на здоровье.

– Еще раз спасибо, доктор. До встречи.

– До свиданья.

Карл Фитцрой затворил за Краусом дверь, после чего перевел дух и протер рукой сухой лоб. «А я уже было подумал, что мне это все приснилось!» – мысленно прокричал он. Не то, чтобы профессор уж прямо таки не любил своего соседа Крауса, но его манера жизни и поведения, всегда намекали на то, что у человека не все шестеренке в голове на нужном месте. Каждый раз доктор подсознательно сжимался от страха, который совершено непроизвольно нагонял на него этот человек. И хоть профессор отлично знал, что тот ему ничего плохого точно не сделает, мысленная фобия была гораздо сильнее аргументов рассудка.

Немного прейдя в себя от встречи с Краусом, профессор принялся собираться на работу. Первым делом он поставил чайник на плиту, после чего умылся, почистил зубы и гладко выбрился. Выпив чашечку кофе с завалявшимся куском сыра и хлеба, доктор надел чистую, заранее выглаженную белую рубашку в синюю полоску и отпаренные черные брюки со стрелками. Изжога немного улеглась, во рту больше не стояла колом сухость и привкус алкоголя, и профессор, немного приободрившись, вышел из дома. Однако дойти до гаража ему просто не дали. Чей-то женский голос из-за спины звонко крикнул:

– Мистер Фитцрой!

«Ну, кто там еще!»

Профессор обернулся и увидел спешащую к его дому женщину, которая спускалась с верха улицы. Ее светлые каштановые волосы были аккуратно убраны в пучок. Поверх пышного серого платья с закатанными до локтя рукавами был надет белый фартук. По тротуару отбивали такт старые черные туфельки.

– Мистер Фитцрой, подождите, не уезжайте! – Продолжала кричать женщина.

Профессор всеми силами напряг свое зрение, чтобы узнать незнакомку, но смог различить черты её лица, когда она уже подошла почти вплотную. Да это же Эмили Кунц!

– Здравствуйте, мистер Фитцрой! Вы меня узнаете?

– Да, Эмили, конечно-конечно! – Теперь доктор ясно мог разглядеть овальное личико Эмили с уникальными сине-зелеными глазами-хамелеонами. Прямой нос, обаятельная улыбка, маленькие ушки, робко выглядывающие из-под каштановых волос, – эта дама была более привлекательна, чем большинство женщин в ее возрасте. И это несмотря на то, что она мать четырех детей! Лишь немного портили общее впечатление, залегшие вокруг глаз и в уголках губ морщины, да глубокий разрез на аккуратном подбородке, который как бы делил его надвое.

– Простите, что отвлекаю вас, вы никуда не спешите? – Её голос звучал как дуновение ветерка в жаркое утро.

– Нет, не особо. Думаю, что на работе могут и подождать, учитывая то, где мне приходиться вести практику. – Дружелюбно произнес профессор.

– Прекрасно. Я слышала, что вы приходили к нам домой и искали меня, простите, что тогда не вышла к вам, уж больно утомилась после тяжелой работы.

– Да, о ваших соседях я уже был наслышан.

– Это была просто катастрофа, не знаю где я взяла столько сил, чтобы привести тот дом в порядок. Там казалось и через год домыться будет невозможно.