Домой он добрался с обмороженными руками и ногами. Выдюжил, закончил десять классов. А теперь? Теперь он мужчина, сильный, здоровый. Он бывший военный летчик, прошел, как говорится, огонь, воду и медные трубы и не должен опускать рук перед невзгодами. Если он пацаном выкарабкался, встал на ноги, выкарабкается и теперь...

Успокоенный этой мыслью, Валентин уснул. Ему приснилось, что он снова летчик, а штурманом у него - Русанов Толька. Они летят над горами, внизу в солнечных лучах сверкает серебром на перекатах речка, небо синее-синее, не хочется глаз отвести. И двигатель не шумит, а поет его любимую песню: "Светит незнакомая звезда..." И в салоне в красивой авиационной форме с пилоткой на голове - Антонина, разносит на подносе кофе. Вот она подходит к Валентину, протягивает ему чашечку и говорит своим милым, нежным голосом:

– Выпей, родной. Ты очень устал за последнее время. Теперь все позади. Мы отдохнем с тобой на берегу Черного моря. Наконец-то будем вдвоем: ты и я. И никого нам больше не надо...

Проснулся он с легким сердцем, будто и в самом деле все невзгоды остались позади. Утром в вагоне-ресторане Валентин не увидел ни Любавы, ни бритоголовых. Позавтракав, постучал в её купе, но никто не отозвался.

– Не стучите, она сошла в Улан-Удэ с двумя симпатичными молодыми людьми, - не без ехидцы сказала проводница.

– Спасибо, - поблагодарил Валентин, чувствуя облегчение на душе. Значит, интуиция пока ещё не подводит...

3.

Целый день он бродил по Москве, сам не зная зачем, видимо, надеясь встретить знакомых и остановиться хотя бы на день, чтобы обдумать свои дальнейшие шаги. А может, прошлое неотступно преследовало его и тянуло по знакомым адресам, воскрешая воспоминания. Ему некуда было спешить и нечем было заняться.

День выдался серый, слякотный, и столица показалась ему неухоженной, намного хуже той, которую видел в позапрошлом году: улицы не убраны от серого, грязного снега, у домов - кучи мусора, и люди какие-то хмурые, согбенные, торопящиеся куда-то. В метро и переходах нищие с протянутой рукой или с плакатиками на шее: "Хочу есть. Подайте Христа ради". Старики, дети и бомжи, музыканты, играющие на скрипках или аккордеонах. От наигрываемых ими даже веселых мелодий у Валентина сердце щемило и на глаза наворачивались слезы. До чего перестройщики-реформаторы довели страну! Вот и он, Валентин Иванкин, тоже безработный, вынужден скитаться, скрываться, добывать кусок хлеба неизвестно каким путем. За что?

От этих мыслей на душе становилось ещё тягостнее. Но думы думами, а инстинкт самосохранения, оказывается, не покидал его ни на минуту: в универмаге, примеряя понравившуюся куртку - легкую, удобную и теплую, он заметил внимательно наблюдавшего за ним неброско одетого мужичонку лет пятидесяти, выглядывавшего из-за спин покупателей. А когда их взгляды встретились, мужичонка с равнодушным видом отвернулся и скрылся в толпе. Выходя из универмага, Валентин снова увидел у витрины его, будто заинтересовавшегося рекламой, но боковым зрением не пропускавшего ни одного выходящего.

О том, что Москва кишит всевозможными тайными агентами, топтунами, подсадными утками, слухачами, Валентин догадывался по сообщениям радио: война в Чечне привела к небывалому всплеску терроризма не только в так называемой Ичкерии, а и по всей России. Непримиримые, мстительные абреки постараются нанести удары и в самой столице, о чем не раз в своих выступлениях предупреждал Дудаев; потому бдительность необходима. А черная бородка Валентина, усы под носом с горбинкой делают его похожим на кавказца. Хорошо, если пасут только из-за этого, хуже, если разыскивают конкретно Иванкина. Как бы там ни было, а освобождаться от "хвоста" надо было как можно быстрее и незаметнее.

Валентин неторопливо вышел из универмага, ещё несколько минут помозолил глаза топтуну и походкой не обремененного срочными делами человека направился в метро - самое людное место, где легче всего отделаться от преследователя.

Так оно и получилось: сразу же с эскалатора он юркнул в вагон подошедшей электрички, и ищите ветра в поле.

Выйдя на Курском вокзале, направился к билетным кассам, чтобы взять купе в первом же отходившем в южном направлении поезде.

У касс народу было немного. Окинув стоявших около окошек мужчин и женщин беглым, но внимательным взглядом, стараясь определить среди них тех, кто мог крутиться здесь совсем не по дорожным делам, Валентин обратил внимание на мужчину с тонкими усиками и сочными толстыми губами и чуть не вскрикнул от радости: "Абдулла!"

Да, перед ним стоял Абдулла Нагиев, полковой врач, с которым они делили радость побед и горечь утрат в Афганистане. Весельчак и балагур, капитан Нагиев был любимцем летчиков. Ни одна вечеринка не обходилась без него, незаменимого тамады, к тому же Абдулла был не только превосходный врач, он и прекрасный повар, умеющий готовить чанахи и шашлыки, секреты которых знал не всякий профессионал. И по женской части, несмотря на прямо-таки невзрачную внешность, Абдулле не было равных. Бабы липли к нему, как осы к сладкому.

Из армии Нагиев уволился сразу, как только полк вывели из Афганистана. Уроженец Баку, он рвался домой, обещая открыть там такую частную клинику, о которой заговорит весь мир, как говорит об известном окулисте Святославе Федорове.

– Он только окулист, а я - терапевт, гинеколог, хирург, невропатолог, дерматолог, - смеясь, говорил о себе Абдулла, - теперь вот здесь, в Афганистане, постиг тайны восточной медицины. Так что ко мне со всех концов будут ехать.

И вот он, Абдулла, стоит перед ним с двумя здоровенными детинами лет по двадцать. Вот так встреча! О ней Валентин и не мечтал, а тут буквально уверовал, что Абдулла послан ему судьбой, он поможет решить главную проблему - куда податься.