Допив вино и не дождавшись от партнера активности, Любава сама пересела к нему, взяла за руку, зашептала хмельным голосом:

– Спасибо, что ты пришел (она незаметно перешла на "ты"), а то на меня такая тоска навалилась, хоть вой. А ты... Ты очень хороший.
– Она обняла его одной рукой за шею и, прильнув чуть сладковатыми и пахнущими вином губами к его губам, второй рукой скользнула как бы невзначай по карману пиджака, остановилась на кармане брюк, где лежал пистолет. Застыла на мгновение ошарашенная, медленно отстранилась, не в силах вымолвить ни слова.

– Что с тобой?
– удивленно спросил Валентин, словно не догадываясь о причине столь резкой перемены в поведении Любавы.
– Что тебя испугало?

Она закусила губу, досадуя, что выдала себя, попыталась улыбнуться, но улыбка получилась неестественная, вымученная. И он, понимая, что теперь нечего скрывать, решил помочь ей выйти из затруднительного положения.

– Это тебя напугало?
– вытащил он пистолет.

Она оправилась от секундного замешательства, пытливо глянула ему в глаза и кивнула. Затем спросила негромко, все ещё продолжая воображать испуг:

– Ты... бандит?

– Это для наших дорожных приключений имеет значение?
– на вопрос вопросом ответил он.

– Конечно, - снова кивнула она и пояснила: - Я боюсь тебя.

– Ты так богата?

Она помолчала, не зная, в каком направлении продолжить игру, кивнула, криво усмехнувшись:

– Богата и очень. Только с собой ничего не взяла, знала, что по дорогам бандиты шастают.

– Тогда успокойся. Я подожду, когда ты вернешься в Хабаровск.

– Там у меня есть надежные защитники.

– А здесь?
– теперь уже Валентин пытливо глянул ей в глаза.

– Здесь?..
– Она выдержала его взгляд.
– Здесь я надеялась на тебя.

Она окончательно овладела собой, кокетливо улыбнулась.

– Выходит, плохой ты педагог, коль так ошибаешься в людях. А я вот сразу определил твоих спутников или сообщников, - пошел он ва-банк.
– Решил поближе с ними познакомиться, потому и пришел к тебе.

Она изменилась в лице: исчезло оживление, погас блеск глаз, губы сомкнулись, превратив ямочки у рта в досадливые складки.

– О чем ты говоришь, о каких сообщниках?
– спросила она, с трудом сдерживая раздражение.

– О тех, которые подослали тебя ко мне.

– Никого я не знаю... Я к тебе со всей душой, а ты... или, может, ты мент?

– Похож? И кого же ты больше боишься, бандита или мента?

– Никого я не боюсь.
– Губы Любавы сделались ещё тоньше, складки у рта обозначились резче, и красивое лицо стало злым и неприятным.
– Уходи. Сейчас же!

– Зачем же так грубо? Это тебе совсем не идет. И неужели я тебе стал так безразличен, что даже не хочешь до конца выяснить, кто же я?

– Теперь - да. Я глубоко ошиблась, и это мне будет хорошим уроком.

Неужели и вправду он заподозрил её напрасно и те двое бритоголовых не имеют к ней никакого отношения? А испуг после того, как она обнаружила у него пистолет? А это презрительное - "мент", словцо, которое учительница вряд ли произнесла бы?

Пока Валентин раздумывал, верны ли его подозрения и как уйти с достоинством от разгневанной хозяйки купе, Любава опять овладела собой и, иронично посмотрев на него, потом на свои руки, чему-то грустно улыбнулась.

– И все-таки я не хочу, чтобы вы (она снова перешла на "вы") думали обо мне плохо и ушли обиженным. Давайте в знак примирения выпьем чаю. Я сейчас принесу.
– Она взяла стаканы.

Валентин посмотрел на часы. Без пяти двенадцать.

– Кто же так поздно даст вам чай? Проводница давно дрыхнет без задних ног.

– Ничего, мы с ней подруги, она сделает.

– Спасибо, не надо, - твердо сказал Валентин и поднялся.
– Благодарю за вино, за проведенный вечер. А то, что мы не поняли друг друга, вполне закономерно: говорят, чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли съесть. Спокойной ночи.

Он направился к двери. Любава с недоумением и сожалением проводила его взглядом, в котором, трудно сказать, чего было больше - досады на себя или желания удержать его.

И все-таки он ей не верил и объяснял резкую смену её настроения, приглашение к чаепитию не чем иным, как желанием предупредить сообщников о том, что у него есть пистолет. В таком случае они могут напасть на него без предупреждения.

Все уже спали: ни в коридоре, ни в тамбуре - ни души.

Валентину предстояло пройти четыре вагона. На всякий случай он дослал патрон в патронник, поставил оружие на предохранитель.