Помолчал водяной, да и молвил:

— Неужто лишь раз в жизни любить может?

Я кивнула.

— А после? — вопросил Водя.

— Ульгерду видел? — просто спросила я.

— Видел, — сокрушенным эхом отозвался водяной.

Да тут же уточнил:

— А остальные ведьмы что? Славастена?

— Весна, — тяжело говорить было.

Тяжело оглядываться на тех, кто старше, намного старше, но молод, душой, телом, сердцем.

— И долго та весна длится? — не унимался водяной.

— А покудова живет любимый, — я усмехнулась горько.

— Так… жив Тиромир, — водяной старательно пытался разобраться в ситуации.

— Жив, — согласилась почти беззвучно.- Да для меня умер!

Вдохнула грудью полной, да и выдохнула:

— Но, я не ему весну отдала, я… хотела спасти… не важно.

Остановилась, постояла, успокоилась.

Развернувшись, посмотрела на Водю, улыбнулась грустно и попросила:

— Не надо меня любить, я ответить не смогу… Мне любить нечем, Воденька, мое сердце на осколки разбили, и те осколки в грязь втоптали.

Он промолчал, с болью на меня взираючи, а я… что тут еще сказать:

— Ведьмы любят один раз, Водя, всего один раз. Тогда только в сердце цветет весна, тогда и дети зачинаются да родятся. А после все. Мы от рождения себе не принадлежим, и у нас есть лишь одна весна, чтобы пожить по-человечески, и все на этом. Вот так и со мной, Водя, все уже кончено.

Посмотрел на меня водяной и тихо сказал:

— Вот от чего ты от Силы Лесной свою суть скрывала.

Я много чего скрывала, и все так же скрываю. Долго ли, коротко ли, но пока могу, молчать буду.

— Ничего не кончено, Веся, — серьезно произнес водяной. — Когда в лесу появилась, думал — не справишься. Дурачился, вел себя как деревенский увалень, изводил шутками глупыми, все пытался улыбку твою увидеть. И я надежду утратил почти, но наступил день, и ты улыбнулась. Пусть и сквозь слезы, но улыбнулась. А когда смех твой услышал — жизнь началась заново. Я не знаю, сколько раз в сердце ведьмы весна цветет, но время все лечит. Время как вода, Веся, тихо течет, да ничего опосля себя прежним не оставляет.

Я плечами пожала, может и прав он, да только:

— Не хочу я, чтобы ты любил, а я себя виноватой чувствовала.

— А ты за мои чувства не в ответе, Веся, — строго сказал водяной. Вздохнул и добавил: — Я признался не для того, чтобы ты вину ощущала, я хотел, чтобы знала ты — как бы ни случилось, победишь, али проиграешь, Лесная Сила разума последнего лишится, али враг злобный удар нанесет — я всегда рядом буду, а река моя тебе дом родной. Не рискуй, Веся, собой не рискуй, ты нужна мне. Любая нужна. Любой рад буду.

Огляделся — на лес опускались сумерки, мне в глаза посмотрел, да и спросил:

— Начинаем?

— А то! — улыбнулась я.

И пошли мы к избе моей, готовиться… спать.

Когда подошли, я аккуратненько да и свернула иллюзию, соответственно которой сидели мы с водяным на завалинке и мирно беседовали. В ближайших кустах выругался матерным волкодлак, на крыше избы ругнулся вампир, моровой вообще ничего не заметил, из моровых охороннички те еще. А вот вампиру с волкодлаком стоило бы сходу осознать — это мой лес, я в лесу хозяйка, и никакой аспид мне здесь не указ, и охранников не прикрепляз! То же мне, ишь чего удумали.

Операция началась сразу после заката.

Грациозно скользнули на свой мост вампиры, анчутки полетели вперед, скрыв призрачными тенями передвижение вампиров. Гыркула взял с собой отряд в двадцать вампиров. Серьезная сила, вот только на берегу моем еще сорок осталось. А это почитай все воины графской усадьбы, и тревожно от осознания этого стало, от серьезности, с коей готовились к бою, от сил, задействованных.

— Многовато, — задумчиво произнес водяной.

Мы с ним устроились у заводи, так чтобы и я связь с лесом своим не теряла, и он в прямом контакте с рекой был.

— Но действуют по-умному, — добавил Водя же.

И не признать его правоту было невозможно — анчутки быстрые, верткие, мчались гибко, словно рыбы в воде, размывались призрачными силуэтами пролетая сквозь деревья, и воплощались в свое истинное тело, едва преграда преодолевалась. Серой сверкающей в свете поднимающейся луны стайкой, влетели они в Гиблый яр, и раздался вой, страшный вой нежити. Анчуткам не нужна была кровь, они питались соком древесным, но… не тогда, когда на ночном небе восходила луна, и завыла нежить вовсе не от ужаса, скорее от боли.