– Я говорил с ним за пять минут до того, – объяснил фон Рэй. – Он ходил со мной много лет. Но в последний рейс его… ослепило.

Большой капитан; искалеченный капитан. Ну и сколько ему, подумал Мыш. Прежде он давал капитану сорок пять – пятьдесят. Но это смятение скостило лет десять-пятнадцать. Капитан состарился, но не стар.

– Я только сказал ему: я сделал все необходимое, чтобы он вернулся домой в Австралию. Он развернулся и побрел по мосту к общежитию, в котором я снял ему комнату. Я оглянулся… на мосту его не было. – Капитан обвел глазами всех остальных. – Пошли, «Рух» ждет.

– Наверное, вам надо сообщить патрульным, – сказал Кейтин.

Фон Рэй повел их к воротам на взлетную площадку, туда, где во тьме корчился по всей длине своей стометровой колонны Дракон.

– Телефон там, где начинается мост…

Фон Рэй оборвал Кейтина взглядом:

– Я хочу убраться с этой скалы. Если я сообщу им отсюда, они заставят всех ждать, пока каждый не выдаст свою версию в трех экземплярах.

– Наверное, можно сообщить с корабля, – предложил Кейтин, – когда будем улетать.

На миг Мыш опять усомнился, что верно оценил возраст капитана.

– Этому печальному дураку уже не поможешь.

Мыш бросил тревожный взгляд на бездну, нагнал Кейтина.

Вне зоны жарких ветров ночь стала зябкой; туман увенчал нимбами индуктолюминесцентные фонари, усеивавшие площадку.

Кейтин и Мыш плелись в хвосте процессии.

– Интересно, что иллирий для этого красавца, – тихо прокомментировал Мыш.

Кейтин хрюкнул и сунул руки за пояс. Чуть погодя спросил:

– Скажи, Мыш, что ты имел в виду, когда сказал про старика, что у него все чувства мертвы?

– Когда они в прошлый раз пытались добраться до новы, – ответил Мыш, – он слишком долго смотрел на звезду через сенсорику, и все его нервные окончания прижгло. Но не убило на самом деле. Просто сдавило до постоянного возбуждения. – Он дернул головой. – Разницы ноль… Почти.

– Ой, – сказал Кейтин и посмотрел на дорожную плиту.

Вокруг стояли звездные грузовики. Между ними – совсем маленькие стометровые шаттлы.

Поразмыслив немного, Кейтин сказал:

– Мыш, ты понимаешь, сколько можешь потерять в этом рейсе?

– Ага.

– И не боишься?

Мыш сжал кисть Кейтина грубыми пальцами.

– Жуть как боюсь, – прохрипел он. Откинул челку, чтобы посмотреть товарищу-дылде в глаза. – Знаешь что? Вот такое, как с Даном, мне не нравится. Боюсь страшно.

Какой-то штырь черным мелом нацарапал на панели крыль-проектора «Ольга».

– Ладно, – сказал Мыш машине. – Ты Ольга.

Мурр и блик, три зеленые лампочки, четыре красные. Мыш начал утомительную проверку распределения давления и фазовых показателей.

Чтобы корабль скакал от звезды к звезде быстрее света, надо использовать самое кривизну пространства, реальные искажения, которые создает материя прямо в континууме. Говорить о скорости света как границе быстроты перемещения объекта – все равно что говорить о 12–13 милях в час как границе быстроты перемещения пловца в море. Стоит нам поставить себе на службу движение самой воды, а также ветер над нами, а также парус, граница исчезает. У звездолета семь энергокрыльев, работающих почти как паруса. Шесть подконтрольных компьютерам проекторов машут этими крыльями в ночи. А каждый киберштырь контролирует по одному компьютеру. За капитаном – седьмой. Энергокрылья следует настроить на изменчивую частоту стазисного давления; ну а сам корабль спокойно запускается с этого уровня пространства энергией иллирия в ядре. Для этого существуют Ольга и все ее родичи. Но контроль над формой и углом крыла лучше оставить человеческому мозгу. Такова работа Мыша – под командованием капитана. Капитан обладает также веерным контролем над многими свойствами субкрыльев.

На стенах кабины красовались граффити прежних команд. Имелся тут и ложемент. Покопавшись в ряду охлаждающих змеевиков в 70 микрофарад, Мыш установил индукционный люфт, задвинул планшет в стену и сел.

Сунул руку под жилет, нащупал разъем на пояснице. Разъем в основание позвоночника ему вживили еще в Куперовке. Выбрал первый рефлекс-кабель, что кольцами вертелся по полу и исчезал в панели компьютера, и стал его прилаживать, пока не щелкнула, скользнув в разъем, дюжина зубцов. Взял втык поменьше, в шесть зубцов, вогнал под левое запястье; другой такой же – под правое. Оба лучевых нерва подключились к Ольге. Еще один разъем жил у Мыша на загривке. Туда он воткнул последний провод – очень тяжелый, чуть тянувший шею, – и увидел искры. Провод посылал импульсы сразу в мозг, минуя зрение и слух. По нему уже шел еле слышный гул. Мыш протянул руку, покрутил ручку на панели Ольги, и гул перестал. Потолок, стены и пол покрывали системы настройки. Помещение было таким маленьким, что Мыш дотягивался почти докуда угодно, не вставая с ложемента. Но когда корабль взлетит, трогать ничего не придется – крыло надо будет контролировать напрямую, нервными импульсами из тела.

– У меня вечно чувство, что я готовлюсь к Великому Возвращению, – раздался в ухе голос Кейтина; другие штыри в кабинках по всему кораблю втыкались, устанавливая контакт. – Все-таки поясница – странное место для сенсорной пуповины. Надеюсь, театр марионеток выйдет на славу. Ты точно в курсе, как работать с этой штукой?

– Если ты еще не в курсе, – сказал Мыш, – мне тебя жалко.

Идас:

– Это шоу – об иллирии…

– …иллирии и нове. – Линкей.

– Эй, Себастьян, как там твои питомцы?