Амин корявой походкой приближается в мою сторону. Кажется ему всё равно, что сотни пар глаз пристально смотрят на его изувеченное тело. Он смотрит прямо перед собой, пристальным поедающим взглядом и не успеваю я опомниться, как он останавливается в шаге от меня.

— Здравствуй Соф, — произносит он с тем же глухим тоном. И снова от его появления я впадаю в детский ступор. С минуты он просто молчит. А я смутно понимаю, что должна ответить. Чувствую, как теряю силы. Но он стоит абсолютно спокойный, без тени волнения, всё также пристально всматриваясь в меня. Теперь под светом ярких ламп я четко вижу то лицо которое в течение продолжительного времени так сильно пугало моё воображение. Оно изменилось до неузнаваемости. Большие черные, прекрасные глаза отражают темную глубину чувств, которых я ещё не могу постичь. Оглядев его черты я всё больше и больше убеждаюсь тому, что он вопреки душевной темноте представляет собой олицетворение идеальной красоты. Почти мраморная кожа тонкие розовые губы и выпуклые скулы никогда бы не выдали безобразие и черноту его души.

— Ты танцуешь? — вдруг спрашивает он.

И я вспоминаю, что нахожусь в центре зала. Отрицательно качаю головой.

— Почему?

Его взгляд переменяется, а на уголках этих идеальных губ появляется тень небрежной улыбки. Удивленная этой картиной я невольно вздрагиваю, но не успеваю сделать и шагу, как сильная рука подхватывает меня за талию. И как будто охваченная антарктическим холодом я испытала невыразимую муку от ледяного прикосновения и тут же освободившись бегу к выходу. Моя реакция оказалась не обдуманной и вызвала всеобщее негодование. Последовавший за мной Амин кричит:

— Постой Соф!

И в холле раздается эхо моего имени.

Я невольно поворачиваюсь и вижу, как его левая нога начала трястись словно в горячке и невольно делаю шаг назад.

Не знаю было ли это вызвано увиденным или же во мне проснулось мужество, но я спрашиваю. — Тебе нужна помощь?

Он громко засмеялся и его тело быстро обрело прежную расслабленность.

— Я виновен перед тобой, — произносит он. — Понимаю тебе противно говорить с калекой, но прошу выслушать меня.

Его голос звучит до того убитым, что я останавливаюсь.

— Я неприятен тебе?

— Дело не в этом.

— Так в чём же? Может ты боишься меня?

Я молчу.

— А ты изменилась.

И он неожиданно произносит: — Прости меня! Я не забыл ничего и понимаю, что был сволочью. Но теперь я осознал всё и не желаю больше никому причинять боль. И ты первая перед кем я чувствую искреннее раскаянье.

По правилам эти слова должны меня расстроить и возможно мне нужно было почувствовать жалость. Но на удивление я ничего не чувствую. Каким бы не был искалеченным этот человек, я не могу себя заставить почувствовать большее чем равнодушие. Я словно не вижу его раненую наружность. Я вижу истинную глубину его сущности, а его сущность состоит из бесчисленных пороков. Конечно он теперь осознал свою вину и муки совести сжимают его в свои тиски. Но на какое время? На день, на месяц или же на год? Наверное я вхожу в те числа людей которым трудно прощать, но Амин не просто не жалок, в моих глазах он прежний жестокий мальчик. Тот кто испортил всё моё детство, а это невозможно простить.

— Ты же меня ненавидел?

Я просто был глупым. Я думал, ты обязана подчиняться моим правилам.

— Правилам? И каким же интересно? Быть отшельником, чтобы тебя избегали как прокаженного. Унижали и ни за что высмеивали?

— Прости.

— И ты думаешь, что одним словом сумеешь зачеркнуть всё в моей памяти.

— Удивительно до чего ты слабохарактерна.

Я вздрагиваю от такого хладнокровия и не в силах больше сдерживаться с размахом впускаю руку в его лицо. Но моя ладонь застывает в воздухе. Он с молниеносной реакцией хватает ее и сжимая привлекает к себе.

— Неужели ты до сих пор ничего не поняла?

Он пристально смотрит на меня, не отпуская своих цепких рук с моего запястия.

— Ты думаешь, что я ненавидел, но на самом деле я любил тебя Соф.

Я каменею на месте. Это больше чем неожиданность, это становится концом всего мира. Слышать такое признание от того кто испортил чуть ли не всю мою жизнь. Я не знаю как реагировать. Он испытующе продолжает смотреть в мои глаза, ожидая что же я сделаю. Но моё тело не смогло пошевелиться ни на сантиметр. Тогда он отпускает мою руку и тем самым возращает мне способность двигаться. Всё это время я считала, что мы заклятые враги и каждый его укор отражала миллионами умерших клеток в нервной системе. Но в душе я надеялась, что он ощущает то же самое. А сейчас выясняется, что вместо той раздраженности и злобы, он испытывал наслаждение издеваясь надо мной. Обида налетевшая на меня словно потоком испепеляющей лавы превратила сознание в пепел. В отчаяние я хочу убить его, но сжимаю руки в кулак до хруста костей.

— Как ты смеешь насмехаться надо мной? Я изменилась и больше не позволю над собой потешаться. И даже если во всём мире, как когда-то ты говорил, умрут все люди я даже не посмотрю на тебя. Он молча слушает пока мой голос набирает новые ноты гнева и сжав челюсти отчаянно смотрит в даль. В итоге когда я замолчала спрашивает.

— Это всё, что ты хотела сказать?

Я понимаю, что ещё немного и от страха перемешивающего со злобой могу потерять сознание.

— Надо же, докатится, чтобы просить у врага прощение. И хочу отвернуться, чтобы вытереть глаза, но вдруг понимаю, что больше не боюсь этого человека.

Не успевает солнце залит землю своими лучами, как я уже кончаю молитву, в котором благодарю Господа за спокойствие. Во мне вновь появляется бодрость духа. До завтрака убираю комнату и выхожу на айвон. Я всегда считала, что гордость страшный грех, но теперь горжусь своей силой. Вчерашний день все еще играет в моих воображениях. Невозможно представить, как тяжелый камень угнетающий все это время свалился с сердца, когда я наконец высказалась. Но все-таки твердая память хранит воспоминания прошлого,