Шрифт:
– Игры с кровью или с воском?
– спросил он. Обе казались ему под силу.
– Ни то, ни другое, - ответила она.
Она забралась на кровать и оседлала бедра Кингсли. Она прижалась к его эрекции, но не позволила ему войти в себя. Его член пульсировал возле ее влажных складочек. Да, она хотела, чтобы он вошел в нее, но еще больше она хотела заставить его ждать.
– Я делала это с собой, когда была ребенком. Только использовала плойку. А моя плойка в другой комнате, так что придется немного импровизировать.
Она поднесла лезвие скальпеля к пламени свечи и наблюдала, как огонь нагревал метал.
Когда он стал ярко-красным, она опустила скальпель и прижала лезвие к животу Кингсли.
Со вздохом чистой боли он крепко зажмурился и выгнулся под ней, выгнулся так сильно, что его член вошел в нее. Она вздрогнула, когда их тела соединились. Она сидела на нем, двигала бедрами, чтобы впустить его как можно глубже.
– Жестокая сука, - прошипел он сквозь стиснутые зубы. Она оставила на нем ожег первой степени.
– Я сделала тебе больно?
– спросила она, беспокоясь, что уже перешла черту.
– Боже, да. Сделай это снова, - сказал он между резкими вдохами.
– Пожалуйста.
Элеонор рассмеялась.
– Ну, раз уж ты так любезно попросил.
Затем она снова поднесла лезвие к пламени, еще раз нагрела его и прижала к животу.
Раскаленный докрасна металл оставил на его животе ожоги в форме полумесяца. Каждый раз, когда она касалась его плоской стороной лезвия скальпеля, он вздрагивал, словно в агонии, гортанно рычал и толкался в нее бедрами.
После пятого ожога и шестого секс и боль стали едиными. Их тела соединялись только когда она прижимала лезвие к животу, бедрам, груди, к нежной плоти на внутренней стороне бицепса, он проникал в нее.
Ее влага сочилась и обволакивала его, скрепляя их вместе.
– Как ты себя чувствуешь?
– спросила она, больше из любопытства, чем из-за заботы.
– Невыносимо, - ответил Кингсли.
– Спасибо.
– Хочешь больше?
– Столько, сколько можешь дать.
– Ты успеешь восстановиться до возвращения Сорена?
– Когда он возвращается? Через шесть недель?
– Кингсли посмотрел на ожоги на его груди, бедрах и руках.
– Может быть.
– Ну, сказал А, говори Б, - ответила она, снова нагревая лезвие.
Она обожгла его в седьмой раз. Затем восьмой. Она дошла до шестнадцати, а затем остановилась.
– Шестнадцать - хорошее число, - сказала она, убирая свечу.
– Что оно значит для тебя?
– спросил он.
– Мне было шестнадцать, когда я впервые увидела тебя. На лестнице во время той оргии, которую вы устраивали. Помнишь, что ты мне сказал?
Кингсли улыбнулся.
– Я сказал: «Детям вход воспрещен».
– И все же... вот она я.
– Она подалась бедрами вперед и сжала мышцы вокруг его члена.
– Да, но ты уже не маленькая девочка. Больше не девственница.
– Я не девственница с двадцати лет.
Он поднял руку и провел ею по ее волосам, коснулся ее щеки, подбородка, губ и легонько похлопал под подбородком.
– Не такая уж она девственница, - мягко сказал он.
– Только не после сегодняшнего вечера.
Она повернула голову и поцеловала его ладонь.
– Лежи смирно, - сказала она.
Кингсли опустил руки. После этого он даже не шевелился, чтобы дышать.
Кончиком скальпеля она нацарапала небольшие «ЭШ» на нежной коже его живота, достаточно близко к члену, чтобы заставить его нервничать. Она вошла достаточно глубоко, чтобы пошла кровь, но не настолько, чтобы порезы не зажили в течение одного двух дней. Кингсли мог бы обвинить в своих ожогах кого-нибудь другого, если бы дело дошло до этого. Ее инициалы на этой самой интимной части тела Кингсли проклянут их обоих, если Сорен заметит их.
– Красиво, - вздохнул Кингсли. Его зрачки были так расширены, что глаза казались абсолютно черными.
– Еще не закончила, - ответила она. Она снова взяла свечу и позволила капле воска упасть на израненную кожу.
Пальцы Кингсли зарылись в простыни, его плечи приподнялись, резким рывком он вошел в нее и кончил. Его оргазм застал их обоих врасплох. Он рычал и стонал, а его бедра приподнимались и опускались под ней. Удовольствие от этого было настолько сильным, что она почти кончила от силы его оргазма. Она никогда еще не была так возбуждена, никогда не чувствовала такой смеси удовольствия и силы. Ее пугало, как сильно ей понравилось, когда Кингсли был под ней, причиняя ему боль, подталкивая его к грани, пока он не потерял контроль и не кончил без всякого предупреждения.