Я коснулась кристалла, переключаясь на другой канал связи. Увидела местные финансовые новости, где три «сухаря» обсуждали какие-то цифры и красочные графики, рассуждая о том, что в ближайшее время в экономике все будет по-прежнему хорошо. И даже «Отбор невест», являющейся самой затратной затеей тысячелетия, не смог сильно повредить нам.

Интересно, почему?

Вспомнила, с какой легкостью Эйтан тратил на меня деньги. Конечно, это можно было списать на склонность принца к красивым жестам… Но его щедрость никогда не была только ради позы. Раз он это сделал, значит, действительно мог себе позволить. Впрочем, какая мне разница до того, на что и как принц тратил свои деньги?

И я снова дотронулась до кристалла. Бодрый женский голос рекламировал сеть популярных кафе. Невольно вспомнила Тэрэсса, с которым познакомилась, когда работала в одном из таких. Стало труднее дышать… Переключила еще раз — попала на трансляцию брачных игр дэми…

Я продолжила перебор трансляций. Но ни срочных новостей, ни шокирующих выпусков. Ни-че-го…

Неужели, чтобы узнать, на что способна фантазия распорядителей Отбора, мне нужно было ждать вечера? Нет, я не смогу так долго жить в неизвестности. Я расспрошу домохозяйку Аттора. Что-то да ей известно.

Дверь на террасу открылась с легким стуком. Я повернулась, с заготовленными для Финэ словами — и подавилась ими.

— Добрый день, эсса, — вошедшие вместе Аттор и герцог Лэ Эсти бесцветно- вежливыми голосами одновременно поприветствовали меня. Выражения их лиц тоже на удивление было одинаково равнодушными.

— Добрый день, лэстры, — почти прошептала я.

Просто эрж какой добрый, да!

Десятки, сотни или даже тысячи вариантов того, что все это значит, молнией пролетели в сознании, чтобы вспыхнуть и потухнуть, разбившись об одну нелепую мысль — хорошо, что я сижу.

Вторая мысль была еще нелепее — хорошо, что я сегодня красивая.

Кто-то из учителей этикета однажды сказал, что выглядеть красивой, когда у тебя все плохо — это и есть истинное воспитание. Вот сегодня он мог бы мной гордиться. Все было плохо. Я выглядела красивой.

Но именно уроки этикета удерживали меня сейчас от какого-нибудь неуместного поступка. Например, от желания хихикнуть — ситуация то совсем бредовая. Неужели Аттор спас меня от одного костра, чтобы засунуть в другой?

Надеюсь, ему будет хоть немного жаль одну доверчивую глупышку?..

Кстати, не менее неуместное желание громко спросить его об этом прямо здесь и сейчас, тоже свербило где-то в мозгу. А, точнее, в том месте, которым я, кажется, думала все время. Вряд ли это был мозг…

Агонию здравого смысла прервало выступление герцога. Наряженный в пурпурную мантию, седой хрыч как-то по-птичьи склонил седую голову, как-то устало улыбнулся и как- то совершенно неожиданно для меня произнес:

— Эсса Суак. Позвольте от лица распорядителей Отбора и от себя лично принести вам глубочайшие искренние извинения. И заверить, что к покушению эссэра Тэрэсса Рика на вашу жизнь и честь, как и к поступку графа Онгерда лэ Ррэка мы не имеем никакого отношения.

Я перевела взгляд на Аттора — маска невозмутимости, как всегда, была ему к лицу.

Что происходит?

Хорошо, что я сижу.

***

Через пару минут за столиком на террасе мы сидели уже втроем. Извинения я приняла, просто не понимая, как вообще на них реагировать и могу ли я от них отказаться. Теперь герцог хотел дать подробные объяснения, а Аттор, на правах хозяина дома, пригласил всех к столу — собственно, усадил за тот, где уже сидела я, себя и Лэ Эсти.

Я старалась не пялиться ни на кого и всеми силами держала лицо и осанку. Набраться терпения и не пристать немедленно с расспросами — не к герцогу, а к Аттору — мешало, кажется, только все то же воспитание. Ну и лишние глаза и уши.

Ведь, чтобы ни говорил Лэ Эсти, опасаться и почти ненавидеть его меньше я не стала. Почти наверняка именно этот неприятный мне старик, внимательно разглядывающий сейчас залитую солнцем террасу и отцветающий розовый сад выцветшими глазами, и был тем, из- за кого я и Хейли страдали каждое утро. Сомневалась я в этом совсем немного и только потому, что помнила слова Эйтана.

Понимала, что могла, устроила бы герцогу совсем другой разговор. Но пока ни сил, ни права, ни полномочий у меня не было. И я, собрав в кулак всю имеющуюся у меня волю, приготовилась слушать то, что он собирался рассказать сам, старательно глуша беснующуюся в душе бурю.

Но тут наше общее внимание привлек тихий стук вновь раскрывшейся двери: впустившей на террасу сосредоточенную и собранную Финэ. Следом за ней по воздуху вплыла череда серебристых подносов. На них белоснежными боками сияли фарфоровые клоши, скрывающие тарелки с их содержимым, и хрустальные бокалы, блики от которых мелкой россыпью разлетались вокруг и слепили глаза.

Это появление заставило всех, даже меня, как бы я не хотела обратного, отложить разговор в сторону и с интересом следить за домохозяйкой. А та подняла руки на уровень груди и, как опытный музыкант, принялась выводить ими разные пассы, концентрируя на кончиках полноватых пальцев с аккуратным перламутровым полукруглым маникюром разноцветные огоньки силы.