Лена щелкнула включателем, и двор озарился тёплым электрическим светом. Аслан устало запустил пальцы в черные волосы. Между ними словно все еще раздавался голос Лейлы, умоляющий и отчаянно жестокий. Лена никак не могла избавиться от этого впечатления и, с одной стороны, хотела, чтобы Аслан поскорее ушел. А с другой… дурное сердце будто взбесилось, едва она его во дворе увидела. Опасные чувства стали зарождаться в душе, а Лена больше не хотела ни к кому проникаться симпатией. Хватит с нее и одного разочарования.

— Хорошо, — сказал он, прерывая ее терзания. — Теперь возьми концы ткани со своей стороны, а я со своей и так понесем.

Лена повиновалась, и они осторожно двинулись в сторону красной дверцы.

Во дворе Аслана все было добротным и неухоженным. Под широкой крышей длинного навеса стоял огромный пыльный стол. Лампа над столом висела старая и мутная. Она едва разгоняла темноту. Аслан расстелил ткань по его поверхности.

— Нечего на карачках ползать, — сказал он, — Если дождь пойдет, то брызги сюда не долетят.

Заново распределяя кусочки фруктов по полотну ткани, Лена спиной чувствовала его взгляд и вспоминала саркастические замечания о «прекрасных видах».

— Все! Спасибо за помощь. Я домой.

Аслан в ответ задумчиво кивнул, глядя на нее.

Лена быстро, практически бегом, зашагала в сторону смежной дверцы. Хотелось спастись от водоворота, в который ее затягивали черные глаза. Почти не смотрела под ноги, зная дорогу, но в потемках споткнулась о корень и упала. Острая боль прострелила колено. Ладони горели. В темноте она не видела, но была уверена, что колено разбито, а ладони исцарапаны в кровь. Было больно и обидно до слез. Аслан оказался рядом почти мгновенно.

— Встать сможешь?

Лена, кряхтя, попыталась подняться на ноги, но вдруг легко взмыла в воздух. В объятиях Аслана стало жарко, нахлынули старые, как мир, первобытные ощущения. Пубертатный период, так их назвал он. Ее окутал терпкий аромат мужского тела, который звучал вперемешку с запахом скошенной травы. Она чувствовала, как быстро и тяжело стучит его сердце. Боль от падения притупилась, отодвинулась на второй план. Нервы Лены натянулись в одну звонкую струну. В ушах упреком звенел голос влюбленной и несчастной Лейлы.

— Я сама дойду! — попыталась сопротивляться она.

— Будешь дергаться — уроню.

Аслан занес Лену в дом.

— Я сейчас принесу аптечку, — волнительно пророкотал его голос над ухом.

Он посадил ее на невысокий диванчик. Тот оказался настолько мягким, что Лена тут же утонула в его объятиях.

— А где ваш гость? Турист…

— Спит наверху. Самогон бабушки Икиан свалит с ног даже слона. Сейчас вернусь.

В ожидании Лена стала разглядывать комнату, которая оказалась гостиной или библиотекой. Застекленные шкафы с книгами тянулись от пола до потолка, загораживая все стены. Пол был выложен из каменных плит. Также Лена заметила небольшой камин, выложенный из того же камня что и пол. Она догадалась, что это та самая горная порода, из которой выстроены все дома в селе. Узкие, длинные окна выходили во двор, и на них не было ни занавесей, ни штор. Завершали интерьер мягкий диванчик, застеленный шерстяным пледом, на котором сидела Лена, кресло и стол.

Красиво, но неуютно, решила Лена. Здесь, как и во дворе, чувствовалось, что в доме нет женщины, но есть весьма хозяйственный мужчина.

Аслан вернулся почти сразу. Подтащил поближе стул.

— Дай, я посмотрю твои руки.

От звука его голоса по спине Лены отчего-то пробежали мурашки. Удивляясь своей неадекватной реакции на этого мужчину, она решила не давать ему больше к себе прикасаться. Тем более что в ушах напоминанием навязчивой песней звучал голос Лейлы. Лене совсем не хотелось, чтобы с ней кто-то от нечего делать, позабавился.

— Не надо я сама лучше справлюсь.

Она протянула руку за перекисью.

— Кыш! — Аслан легонько шлепнул ее по руке, точно как же, как и она шлепнула его вечером. — Кто из нас врач ты или я?

— Вы, вообще-то, ветеринар, а я не чувствую себя коровой.

В ответ на шутку Аслан так обескураживающе улыбнулся, что у Лены перехватило дыхание. Так! Надо взять себя в руки, но эти самые руки уже пристально рассматривали темные, бархатные очи.

Аслан стал промывать царапины перекисью.

— Щиплет? Потерпи, — и он осторожно подул на ранки, Лена глубоко и судорожно вздохнула, надеясь, что он воспримет это, как реакцию на боль. Аслан поднял на нее глаза. Зрачки, еле видные на темном фоне радужки, расширились. Он прочистил горло.

— Хм… Покажи колено, — тон просьбы получился настолько интимным, что Лена немного покраснела.

— Давайте я сама, — замялась она.

Аслан только усмехнулся, будто уловив ее стеснение, стал медленно поднимать подол платья, одновременно проводя пальцами по нежной коже. Все это время он смотрел ей в глаза, подмечая реакцию, как она напряглась, вытянувшись в струнку, как дрогнула нога от прикосновения, как еще ярче загорелся на щеках румянец, и стало прерывистым дыхание.