Братьям чувство такта незнакомо.

– Ты ужасно выглядишь, – заявил он, как будто ясно не дал это понять своим первым утверждением.

– Мне немного нездоровится. Вероятно, несвежая рыба, – пробормотала Дафна.

– Дядюшка Колин!

Внимание Колина, к счастью, привлекли Белинда и Кэролайн, сбегавшие вниз по лестнице, растеряв всю женскую грацию, присущую леди.

– Ты! – с улыбкой поздоровался он, обнимая одну девушку. – И ты! – Колин оглянулся по сторонам. – А где еще одна «ты»?

– Амелия отправилась по магазинам, – сообщила Белинда, прежде чем обратить свое внимание на маленьких кузенов и кузин.

Агате только исполнилось девять, Томасу – семь, Джейн – шесть. Малышу Джорджи в следующем месяце должно было стукнуть три.

– Ты уже такая высокая! – с улыбкой обратилась к Джейн Белинда.

– За последний месяц я выросла на два дюйма[4]! – заявила малышка.

– За год! – тихо возразила Пенелопа. Она не могла обнять Дафну, так что просто наклонилась над детьми и пожала золовке руку. – Я знаю, что в прошлый приезд уже видела, насколько повзрослели твои девочки, но меня это каждый раз безмерно удивляет.

– Как и меня, – призналась Дафна.

Иногда, просыпаясь поутру, она нет-нет да и думала секунду-другую, что ее девочки по-прежнему в пеленках. То, что они уже стали взрослыми дамами…

Это было непостижимо.

– Ну, ты же знаешь, что говорят о материнстве, – сказала Пенелопа.

– Что? – проворчала Дафна.

На секунду замолчав, Пенелопа криво улыбнулась золовке:

– Годы летят, а дни тянутся бесконечно.

– Это невозможно, – возразил Томас.

Агата раздраженно вздохнула:

– Он воспринимает все слишком буквально.

Дафна взъерошила русые волосы племянницы.

– Ты уверена, что тебе всего девять?

Она просто обожала Агату. Было в этой малышке, такой серьезной и непреклонной, нечто особенное, что всегда трогало ее сердце.

Агата не была бы Агатой, если бы не поняла, что вопрос риторический, поэтому просто приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать тетушку.

Дафна чмокнула племянницу в щечку, затем повернулась к молодой няне, которая приехала вместе с семьей Колина и стояла возле двери с маленьким Джорджи.

– А ты как поживаешь, мой сладенький? – засюсюкала Дафна, беря мальчика себе на руки. Он был пухленьким блондином с розовыми щечками и ангельским детским ароматом, несмотря на то, что уже вышел из младенческого возраста. – Ты выглядишь восхитительно, – сообщила герцогиня племяннику, делая вид, что собирается укусить его за шею.

Она приподняла мальчугана, по-матерински его укачивая и сама не замечая того.

– Тебя ведь больше не надо укачивать, правда? – прошептала она, снова целуя племянника.

Кожа малыша была изумительно нежной, и герцогине припомнилось то время, когда она сама была молодой матерью. В ее распоряжении, разумеется, были няни и служанки, но она даже не могла сосчитать, сколько раз заходила в комнаты своих детей, чтобы украдкой чмокнуть каждого в щечку и посмотреть, как они спят.

Ох, ну ладно, она сентиментальна. Это не новость.

– Сколько тебе лет, Джорджи? – спросила Дафна, раздумывая, что, вероятно, сможет вновь через это пройти. Правда особого выбора у нее не было, но с малышом на руках она все же чувствовала себя увереннее.

Агата потянула тетю за рукав и прошептала:

– Он не говорит.

Дафна моргнула.

– Извини, что ты сказала?

Агата украдкой посмотрела на своих родителей, как будто не знала, стоит ли что-то рассказывать. Те болтали с Белиндой и Кэролайн и ничего не заметили.

– Он не говорит, - повторила малышка.
– Ни слова.

Дафна немного отклонилась, чтобы снова взглянуть в лицо Джорджи. Малыш улыбнулся ей, демонстрируя такие же, как у Колина, морщинки в уголках глаз.

Герцогиня снова перевела взгляд на Агату.

– Он понимает, что говорят другие?

– Каждое слово, я в этом уверена, – кивнула та. И уже тише продолжила: – Мне кажется, это беспокоит маму и папу.

То, что их ребенок, которому скоро исполнится три, еще ни слова не сказал? Дафна точно знала, что Колина и Пенелопу это беспокоит. И вдруг герцогиня поняла, зачем брат с невесткой так неожиданно наведались в город. Им нужен был совет. Саймон сам когда-то был таким же молчаливым ребенком. Не говорил лет до четырех, а потом еще долгие годы страдал частыми приступами заикания. И даже теперь, когда он расстраивался, проблемы с речью тут же настигали его вновь: странные паузы, многократно повторяемые звуки, определенные задержки при произнесении слов. Саймон все еще переживал из-за своего недостатка, но уже не так сильно, как при их с Дафной знакомстве.