– Как-то не верю, – признался он искренне, осторожно трогая руку сквозь тряпицу. Рана не только ни капли не болела, но и не ощущалась вообще. – А в стационар… стоит… да? Прививку от столбняка?

– Говорят же вам, Георгий Игоревич, бросьте, – с неизменным спокойствием отозвался Анастасий, заваривая новый сбор. – Я не крупный знаток ваших лекарских методов, но, кажется, для этой инъекции остаётся актуальность ещё в течение суток? Вот и займётесь, если охота не отпадёт. Поверьте, то, о чём мы говорим, – важнее.

Кружка снова оказалась перед Георгием, но вкус отвара был на этот раз другим: полным, терпким, словно на меду. От первых глотков перед глазами поплыло, и задёрганный антиквар с несказанным облегчением выдохнул, осев на своем стуле. Счастье неспешно, но властительно принялось растекаться по кровотоку.

– Чудно, – приговаривал Анастасий, усаживаясь на лавку рядом с Ферапонтом. – Ещё пару глотков…

Мир вокруг тем временем делался всё ярче и отчётливее. Сотни всплывших из памяти картин, запахов, прикосновений, разговоров выстроились стройными линиями в ожидании оклика. Ощущение было восхитительным, но вместе с тем категорически трезвым.

– Вот! – Анастасий отставил ковш. – А теперь извольте рассказать, когда и как начались ваши напасти.

И Георгий, дивясь сам себе, начал обстоятельно описывать всё случившееся с памятного звонка Терлицкого, не забыв ни антикварной лавки, ни больницы, ни бедлама в институте, ни разбитого стекла. История о путешествии на электричке заинтересовала дедов меньше прочего, и лишь разговор дошёл до неё, Ферапонт шевельнул бровями и в обычной своей неброской манере заметил:

– Дальше нишкни.

– Мы с коллегой благодарны за рассказ и не хотим утомлять вас чрезмерной его избыточностью, – перетолмачил Анастасий, доставая с полки тёмный тряпичный куль и принимаясь в нём шарить. – А прежде вам никогда не доводилось иметь дело с какой-нибудь ворожбой и тому подобным?

– Специально – нет, – на секунду Георгий задумался, но ничего годного на ум не шло. – Не пришлось.

– А вот это более чем странно, дорогой Георгий Игоревич, – серьёзно заметил Анастасий, извлекая запечатанный бумажный пакетик, нож хорошей стали и кусок мела. Добытое старец аккуратно разложил на столе, после чего куль водрузился на прежнее место. – Странно, поскольку события заявляют обратное. Опять же, мы могли бы сами помудрить, но и тут, на счастье, есть специалист.

Приглашать его мы не станем, потому как неотложно отбываем к нему лично, и вы, надеюсь, присоединитесь.

– Вы предлагаете куда-то сейчас пойти? – холодея внутри, уточнил злосчастный антиквар, и его уверили, что предлагают, и именно сейчас.

– Медлить нельзя, Георгий Игоревич. Ни в коем случае. Вдобавок, третий наш сосед может показаться вам личностью любопытной.

– Да куда уж ещё-то… То есть, ничуть не сомневаюсь. Но ведь лодыжка…

– Она очень понадобится вам, чтобы идти, – серьёзно удостоверил Анастасий. – Встаньте-ка!

Вместо того, чтобы протестовать и отнекиваться, Георгий, как заворожённый, сместился набок, опер здоровую руку о край сидения и попробовал подняться. Вышло неожиданно легко. Нога ничуть не ныла и когда на неё осторожно перенесли вес, затем выжались на носки, затем подпрыгнули. Суставы гнулись, мышцы будто бы стали легче и сильнее. Не нашлось и отёка.

– Не болит, – глуповато сообщил горе-этнограф, переводя взгляд с голени на старцев и обратно.

– И превосходно, – терпеливо согласился Анастасий. – Лиха беда начало. Ну, готовы в путь?

– А тот коллега ваш, он, конечно, тоже носит уймищу прозваний? – ни к селу ни к городу предположил Георгий.

– Безусловно! – Анастасий неспешно отправил мел и пакетик в карманы куртки, а кинжал положил точно по центру стола. – Но, учитывая вашу тягу к протоколу, называйте его Серапионом; думаю, это будет уместным.

В это мгновение Ферапонт крутанул нож на столешнице. Клинок завертелся с такой скоростью, что полностью утратил даже намёк на очертания, преобразившись в полупрозрачный, поблескивающий от свечи блин.

– Глядите теперь в самый центр!

Георгий наклонился и посмотрел на размытое в движении неуёмное лезвие. Круг тут же обрёл глубину, середина его вогнулась, и вместе с ней что-то рвануло книзу, протолкнуло через плотный, словно бы желейный, пласт, и перед насмерть перепуганным антикваром соткался совершенно незнакомый покой с белёными стенами и странными рисунками вокруг окон. Пахло воском и можжевельником. Трещал сверчок. В чистом стекле меж занавесей глядел чуть отступивший лесной силуэт.