– Так, – изрёк Анастасий, устроивши в середине залы круг из обведённой ножом и присыпанной порошком меловой линии. – Становитесь ровно в центр и ждите, Георгий Игоревич. И даже не помышляйте сдвинуться!

Одуревший этнограф замер изваянием.

Рев дождя за окном начал понемногу стихать. Старец выудил откуда-то короткую свечу, запалил её и пустился бормотать, поигрывая у пламени то мелом, то горсткой своего сыпучего зелья, затем швырнул щепоть наговорённого в прихожую, сказал ещё что-то, фитиль задул и удобно расположился, усевшись по-турецки с правого боку от Георгия.

Некоторое время ничего явного не происходило. Затем вдруг заскрежетало за спиной, и громко ударили массивные напольные часы. Кровь настолько прилила к горлу, что Георгий от неожиданности чуть не подавился собственным нёбом. Когда первый испуг прошёл и возможность видеть и слышать постепенно вернулись, стало заметно, что уголки башенок на резной мебели, верхи подсвечников, пробки графинов – всё светится, будто гнилушки в чащобе. Одновременно с этим скрипнули половицы в коридоре, по воздуху прошла дрожь.

Тени из углов принялись сползаться к открытому дверному проёму, сливаться вместе, и вдруг неясная фигура втекла в комнату, пристав у стены и корчась, словно ртуть. Свечение усилилось, и чем заметнее оно делалось, тем глубже и гуще становился теневой силуэт. Был это человек или зверь, понять не удавалось. Тень осторожно двинулась вперёд, побежала по границе окружности и забрала скрывшихся за ней в глухое кольцо. Комната исчезла. С четырёх сторон была лишь неодолимая, бесконечная чернота, и вослед тому начало теснить, ныть, тянуть к этой бездонной пропасти, вставшей дыбом по краям нарисованного мира. Нестерпимо подвело живот, будто кто-то зацепил жилы и принялся медленно вытаскивать их кверху. Ощущение нарастало, и вместе с ним из мрака появились две голубоватые точки, обратившиеся теми чудовищными глазами, что виделись Георгию давеча в лесной глуши. Кричать не было сил, страх – бесконтрольный и неописуемый – высосал их дотла. Глаза приближались, вот они, кажется, зашли и за окружность, вот они совсем рядом…

Крик, то ли звериный, то ли птичий, разорвал видение, и острая лента стали прорезала морок. Чернота шарахнулась прочь, отпрянула от круга, но что-то не дало ей развоплотиться. Тень бросилась к завешенному зеркалу, потом к дальнему углу и, собравшись в нем, замерла, вздыбилась, кажется, готовясь ударить. Но на излёте этого движения Анастасий провернул локтем, лезвие, шикнув, рассекло воздух и пригвоздило остриём самую сердцевину мглы. За окном ослепительно полыхнуло… И всё стихло.

Еле слышный дождик мелко сеял на мокрую мостовую, молочный свет уличного фонаря заливал половину комнаты.

В дальнем углу, прямо напротив зеркала из обоев торчал глубоко всаженный нож с тяжёлой тёмной рукоятью.

По рукояти что-то вилось, имелась резьба; клинок, судя по всему, тоже был непростым. Но самым приметным оказался притороченный к стене предмет – небольшой обломок старой майолики, расколовшийся от удара. Непонятная сила удерживала обе половины на лезвии, но лишь Анастасий сделал шаг в их направлении, трещина расселась, и куски глины посыпались на пол.

– Чудненько, – сказал старец, высвобождая нож с таким видом, словно бы успешно почистил им картошки. – Прибирать, думаю, не нужно, с рассветом следы исчезнут сами. Вы заслужили отдых и объяснения, Георгий Игоревич, ведь верно? Тогда благоволите за мной.

Накидка скользнула с зеркальной рамы в руки Анастасию, и за ней открылось целое и светлое стекло, в подробностях повторившее комнату со всеми стульями, полками, вазами и канделябрами. Отсутствовали лишь две детали – седовласый старец перед зеркалом и глядевший из-за его плеча нечаянный спутник. Георгий недоумённо скосил глаза – нет, собственное тело было обычным, плотным; впрочем, как и высившаяся впереди широкая спина. Комната же в зеркале медленно тускнела, а затем исчезла вовсе, уступая место отражению тех пределов, где оба ночных странника и находились теперь, – светлицы в доме Анастасия.

В доме Анастасия царила густая тишина, лишь чуть потрескивала толстая свеча посреди стола.

– И что же, – подал голос Георгий, – теперь можно спрашивать?

– Несомненно, – отозвался Анастасий, пристраивая на гвоздь накидку и садясь к свету. – Спрашивать вы могли и прежде, просто сейчас досуг есть. Так что разойдитесь всласть.

– А соратники ваши?

– Они вот-вот будут.

– Никак не привыкну к здешней вашей транспортации; вы ведь, кажется, соседи…

– Видите ли, – Анастасий снова нацедил что-то из чайника в кружки и одну протянул гостю, – мы соседи, но не по улице и не по деревне, а по тому слою мира, где ни улиц, ни деревень не существует. Поэтому ходить друг к другу пешком было бы утомительно, но мы и без того отлично управляемся.

– Понимаю. Но… В общем… Кто же вы?

– Я уже говорил, – спокойно ответил старец, отпивая из кружки, – Анастасий, Ферапонт и Серапион. Или, если угодно, придумайте сами три любых имени. Нас это устроит.