— Да. Хотя не знаю, о ком именно подумала ты.

Я мог вспомнить двоих: одного, отталкиваясь от моего имени, второго — от фамилии.

— Может, тебе поэтому нравятся романы?

— Почти угадала. Начал читать я именно поэтому, но нравятся они мне, потому что интересные.

— Хмм. И твоего любимого писателя зовут так же, как тебя?

— Нет. Это Осаму Дадзай.

Услышав прославленное имя, она широко открыла глаза от удивления:

— Который написал «Исповедь “неполноценного” человека»?

— Да.

— Надо же, какие мрачные книги тебе нравятся!

— Согласен, текст передаёт выстраданные переживания Осаму Дадзая, что влияет на общую атмосферу, но то, что книга «мрачная», не повод от неё отказываться, — заговорил я с редким для себя воодушевлением, но Сакура скучающе надула губы:

— Вряд ли я захочу её прочесть.

— Похоже, тебя литература не особо интересует.

— Вообще никак! Хотя мангу я почитываю.

«Так и знал», — подумал я. Не в том дело, плохо это или хорошо, я просто не мог представить Сакуру, погружённую в чтение романа. И даже листая мангу, например, дома, она наверняка при этом расхаживает по комнате или сопровождает чтение возгласами.

Говорить о том, что неинтересно собеседнику, бессмысленно, и я задал давно мучивший меня вопрос:

— Здорово, что родители отпустили тебя в путешествие. Как ты их уговорила?

— Сказала, что со мной поедет Кёко. Моих родителей обычно несложно растрогать до слёз, если сказать: «Хочу напоследок сделать то-то и то-то», но вот путешествие в компании с мальчиком они точно не поймут.

— Ты просто чудовище. Растоптала чувства родителей.

— Ну, а ты? Перед своими как будешь оправдываться?

— Чтобы они не волновались, я соврал, что у меня есть друг. Скажу, что заночевал у него.

— И жестоко, и печально.

— Не скажешь: «Никто не обидится»?

Она разочарованно помотала головой и достала из стоящего у ног рюкзака журнал. Так-то ведёт себя зачинщица преступления, вынудившая меня соврать моим любимым родителям? Сакура открыла журнал, а я, решив, что момент подходящий, вытащил из сумки книжку и сосредоточился на ней. Сражаясь с самого утра с непривычными раздражителями, я устал, и мне хотелось отдаться во власть выдуманной истории и залечить душевные раны.

Когда я об этом задумался, до меня дошло: я ведь заранее готовлюсь к тому, что Сакура нарушит установившийся мир. Кое-кто приучил меня шарахаться от каждой тени. Однако никто не отнимал у меня драгоценного времени. Через час спокойного и сосредоточенного чтения, найдя удачное место, чтобы прерваться, я неожиданно для себя обнаружил, что меня никто не теребит. Глянул на соседку: та, положив журнал на живот, крепко спала.

Я посмотрел на её лицо, на здоровую кожу — и не подумаешь, что эту девушку подтачивает тяжёлая болезнь, — прикинул, не намалевать ли ей что-нибудь на физиономии, но ходу затее не дал.

Она не просыпалась до самой станции назначения. Не проснулась даже по прибытии.

Как бы выразиться… Словно в вагоне синкансэна её короткая жизнь подошла к концу. Но, конечно же, она просто спала. Привидится тоже, только дурных предзнаменований мне не хватало. Я нежно ущипнул её за щёку, дёрнул за нос — она лишь тихо сопела и вставать не собиралась. В качестве последнего средства я щёлкнул резинкой по неприкрытой тыльной стороне её ладони. Отреагировала она бурно: подскочила и с криком «Мог бы просто позвать погромче!» врезала мне по плечу. Невероятно! И это после того, как я наконец её разбудил.

К счастью, у поезда здесь была конечная, и мы смогли не спеша собрать свой багаж и выйти.

— Первые шаги после высадки на берег! Ух ты, рамэном[12] пахнет!

— Тебе наверняка почудилось.

— Пахнет, отвечаю! У тебя что, нос сгнил?

— Хоть не мозги, как у тебя.

— У меня сгнила поджелудочная!

— Это нечестно. Давай наложим запрет на такие убийственные приёмы в споре. Будем на равных.

— Так заведи свой убийственный приём! — смеясь, сказала она, но, поскольку в мои ближайшие планы не входило смертельно заболеть, я вежливо отказался.

Спустившись с платформы по длинному эскалатору, мы попали в галерею с рядами сувенирных лавок и кафе. Видимо, её совсем недавно реконструировали — помещение наполняло удивительно приятное ощущение чистоты.

Мы поднялись по другому эскалатору наверх и наконец вышли за турникеты. В первый момент я не поверил собственным чувствам. Как она и сказала, пахло рамэном. Если это на самом деле так, получается, в кое-каком городе будет пахнуть соусом, а в кое-какой префектуре — удоном?[13] Отрицать такое я не мог, потому что туда не ездил, но неужели одно-единственное блюдо способно столь грубо вторгаться в повседневную жизнь?