— Я сплю здесь.

— Да ладно, у нас такой замечательный номер! Опробуй кровать тоже!

— Потом разок прилягу.

— Ты не рад, что можешь спать с девушкой?

— Хватит принижать моё достоинство. Я всегда и во всём джентльмен. А этим занимайся со своим любовником.

— Разве не прикольней с тем, кто не твой любовник? Запретный плод сладок.

Тут она, похоже, о чём-то вспомнила, достала из рюкзака «Книгу жизни с болезнью» и записала туда несколько строк. Наблюдая за ней, я часто замечал, как она это делает.

— С ума сойти! Джакузи!

Слушая, как она весело возится в ванной комнате, я открыл дверь и вышел на балкон. Наш номер располагался на пятнадцатом этаже и, хоть на люкс не тянул, для старшеклассников всё равно был слишком шикарным. Раздельные туалет и ванная, потрясающий вид с балкона.

— Ой, какая прелесть!

Она тоже вышла на балкон — я не заметил когда — и любовалась открывшейся панорамой. Шепчущий ветер ерошил её длинные волосы.

— Скажи, романтично — смотреть вдвоём на ночной город?

Я не ответил и вернулся в комнату. Сел на диван, взял с круглого столика передо мной пульт, включил большой, под стать комнате, телевизор и начал бездумно переключать каналы. Попадалось много местных станций, какие дома обычно не увидишь, и передача с артистами, подчёркнуто говорившими на местном диалекте, заинтересовала меня гораздо больше, чем бредни моей спутницы.

Она вернулась с балкона, закрыла дверь, прошла передо мной и села на кровать. По её «ва-ай!» я догадался, что кровать довольно пружинистая. Ладно. С меня не убудет разок проверить эту пружинистость на себе.

Как и я, Сакура уставилась в экран большого телевизора.

— Какой забавный диалект! «Трапезничать» и всё такое — старинные словечки, как у самураев. Город на переднем крае прогресса, а говор — древний. Удивительно! — высказала она довольно глубокую для себя мысль. — Наверное, интересно заниматься исследованием диалектов.

— Тот редкий случай, когда я соглашусь. Я тоже подумываю, не поступить ли мне в институт и не поучиться ли чему-то подобному.

— Завидую. Вот бы и мне поступить в институт!

— Что тут скажешь…

Лучше бы она не говорила таких сентиментальных вещей всерьёз. Я даже не понимал, что должен сейчас чувствовать.

— Устроим викторину про диалекты?

— Дай подумать… Для нас все кансайские[17] диалекты звучат одинаково, но знаешь ли ты, сколько разных видов насчитывается на самом деле?

— Десять тысяч!

— С чего бы? Не говори от балды, раздражает. Есть разные мнения, но, вообще-то, диалектов меньше тридцати.

— Да что ты говоришь!

— Скажи, скольких людей ты за свою жизнь успела обидеть?

Наверное, и не сосчитать — при её-то обширных знакомствах. Великая, должно быть, грешница. Вот я ни с кем не знаюсь и никого не обижаю. По-моему, очевидно, кто из нас добродетельный человек.

Какое-то время она молча смотрела телевизор, но затем, словно ей наскучило сидеть на одном месте, покаталась по широкой кровати, смяв покрывало, во всеуслышание объявила: «Я купаться!», зашла в ванную комнату и открыла кран. Под аккомпанемент бурно льющейся за стеной воды она достала из рюкзака кое-какие свои вещицы, пошла в другую ванную комнату и пустила воду в раковине. Должно быть, смывала косметику. Впрочем, какая мне разница.

Когда вода набралась, ликующая Сакура скрылась за дверью. «Не подглядывай!» — предупредила она, что было глупо: я даже не смотрел, как она туда заходит. Я же джентльмен.

Было слышно, как она напевает себе под нос какую-то знакомую мелодию, — кажется, из рекламы. «Как до такого дошло, — критически спросил я себя, пересматривая свои намерения и поступки, — что я сижу рядом с моющейся одноклассницей?» Я глянул на потолок и краем глаза заметил, что свет люстры мерцает.

Когда в воспоминаниях я вернулся к поездке в синкансэне и к тому, как Сакура меня ударила, она позвала меня по имени:

— [Мой друг], достань из рюкзака очищающий крем для лица!

Её голос эхом отразился от стен ванной комнаты, и я, не особо того желая, подчинился, взял лежавший на кровати голубой рюкзак и заглянул внутрь.

Безо всякой задней мысли.

Поэтому то, что я там увидел, тряхнуло меня изнутри, словно далёкое землетрясение.

Рюкзак яркой расцветки — такой же, как характер Сакуры.

Незачем, ни к чему мне было волноваться при виде его содержимого — но сердце застучало сильнее.