Шрифт:
Архимаг, что стоит возле зеркала, касается его поверхности пальцем. В тот же миг магические камни разгораются, отражение идёт рябью, а потом я вижу Кристинию. Её чёрные волосы точно змеи вьются по плечам, на белом лице яркие красные губы, стылые глаза. Мама выглядит как и прежде пугающе, точно восставший призрак, что пришёл по мою душу… Но больше я её не боюсь.
Она мой союзник. Всегда была… Пусть её методы порой вызывали оторопь.
Мы говорили с ней перед судом. Как обнаружилось, главная сложность в вызволении из зеркала заключается в том, что нет телесной оболочки, которая может принять душу Кристинии. Прежнее тело безвозвратно поглотила чёрная магия.
Случайная телесная оболочка не подойдёт. Важен уровень магии, общий возраст и вдобавок важно добровольное согласие.
Взгляды двух бывших Королев пересекаются, точно мечи. А потом Илона насмешливо спрашивает:
— Мой Король, неужели, вы хотите, чтобы я поменялась местами с Кристинией?
— Хочу, чтобы справедливость восторжествовала.
— Вы так уверены, что я соглашусь? — хмыкает бывшая Королева.
— Решение за тобой, — медленно отвечает Король. — Считай, это моей последней милостью.
— Я смогу гулять по любым зеркалам?
Архимаг переглядывается с Королём. Диорт едва заметно кивает.
— Нет, — отвечает маг. — Вы навсегда останетесь только в одном, в этом зеркале. Также ваши магические способности будут заблокированы.
— И это, по-вашему, милость? Вы представляете, на что толкаете меня? — кривит губы Илона. — Это хуже смерти… Хуже всего!
— Спустя время, ваша душа найдёт покой, — добавляет маг.
— И сколько это займёт? Тысячу лет?
Она теребит руки, хмурится, а потом ласково зовёт:
— Джаред...
— Да? — в голосе младшего принца ни единой эмоции.
— Как мне следует поступить? — спрашивает Илона с улыбкой.
Меня берёт злость. Разве справедливо перекладывать ответственность за решение на плечи сына?! Стискиваю кулаки, подмывает хоть что-то сделать, но Алан качает головой… как бы говорит: «Не вмешивайся». От волнения я закусываю губу.
Мне очень хочется, чтобы и Джаред, и Алан были счастливы, но жизнь слишком сложная, слишком многогранная, чтобы прекрасная концовка настала по щелчку пальцев.
— Так что... Что мне сделать? — повторяет вопрос Илона.
— Разве не ты меня учила, — говорит Джаред, глядя ей в глаза, — что нужно брать ответственность за свои поступки?
Илона молчит целую минуту, а потом неестественно улыбается, словно пытаясь спрятать печаль за маской радости.
— Ты был бы прекрасным Королём, Джаред, — говорит, а потом поворачивается к зеркалу и кладёт на его гладкую поверхность ладонь.
— Я согласна, — сообщает она.
Король выдыхает, словно ожидал другого решения. Наверное, ему тоже не хотелось видеть, как супруге, с которой он прожил почти два десятка лет, прилюдно отрубят голову.
Мне страшно, волнительно, и немного тошно, но я загоняю все эти чувства поглубже. Архимаг достаёт из шкатулки крохотный бежевый кристалл… Я питала его белой магией весь предыдущий месяц. Он нужен, чтобы рассеять чёрное колдовство, что удерживает Кристинию внутри зеркальной ловушки.
Маг вставляет кристалл в небольшое отверстие в раме. Показывает Илоне, куда она должна положить руки, Кристиния делает то же самое с другой стороны отражения. Женщины смотрят друг на друга, словно беззвучно разговаривая.
Маги окружают зеркало, открывают книги и начинают зачитывать заклинание… Джаред отворачивается, Король отходит подальше, стражники занимают боевые позиции, готовые принять удар, если что-то пойдёт не так.
Алан обнимает, шепчет мне, чтобы я не волновалась, что всё практически позади… А я не могу отвести взгляда от магического действа. Искры энергии закручиваются в вихрь, внешность Илоны меняется прямо на моих глазах. Платиновые волосы темнеют, кожа выцветает, становясь белой, как мрамор, чуть раздаются плечи, немного вытягивается рост.
Спустя десяток минут, маги подхватывают под руки темноволосую женщину… Кристинию. А в зеркальной глади теперь отражается Илона. Глаза у неё стылые, лицо слишком белое, как у призрака, платиновые волосы развеваются, словно под водой.
Илона горько ухмыляется...
А потом исчезает, растворившись в дымке.
Мы с Аланом подходим к Кристинии. Едва она видит меня, как начинает плакать. Глаза матери испуганные, но живые, искренние, из них ушёл холод зеркального мира, да и сама она вовсе не пугающая, а просто очень уставшая женщина, которая только что выбралась из тюрьмы.