А то он не знает. Брейк уже не в первый раз плавал к берегам Теократии. Подняв голову, он уставился на усыпанный мириадами звёзд небосвод, но по факту его интересовала лишь одна звезда — самая яркая из всех, сиявшая прямо по курсу у самой линии горизонта. Да и не звезда это была, а одноимённый маяк Дедлайта — южной столицы Теократии. Да уж, действительно «мёртвый свет» (Deadlight). Поговаривали, что этот маяк основал и назвал один из героев древности, и уже потом вокруг него вырос город.

— Местные верят, что это не туман вовсе, а неприкаянные души прогневавших богов людей, застрявшие между землёй и Небесами, что в свете маяка ищут свой путь в загробный мир. Благодаря туману ещё до рассвета мы пришвартуемся в гавани без лишних глаз.

— Чё, скоро прибываем? Хренасе маячок!

Брейк вздохнул. Конец одиночеству. Чёртов Цимерс решил составить ему компанию.

— Просканируй побережье, раз уж припёрся.

Брейк знал, что Цимерс лучник, а значит, владеет своего рода орлиным зрением.

— Слышь, паря, ты мне не указ!

Брейк ещё раз вздохнул и, оторвавшись от созерцания водной глади, повернулся к Цимерсу, заставив того отступить на шаг. Почувствовав недоброе, капитан решил по-быстрому слинять. Вот и правильно.

— Слушай сюда, парень! Айдол может быть и твой командир, но вопросами взаимодействия с теократами, а также безопасным проникновением на их территорию ведаю я. Так что будь добр, активируй навыки и расскажи мне об охране на стенах торговой гавани. Не хочешь? Пойду, позову Айдола.

Глаза Цимерса засияли магическим светом, и тот нехотя уставился прямо по курсу.

— Да, пара солдат в какой-то дурацкой тяжёлой броне с демоническими масками. Вот и всё, что там есть. Оживлённая торговля? Чушь, на берегу вообще никого.

Брейк вытаращил глаза. Бойцы из антигеройского ордена?! Плохо дело. Вдобавок отсутствие традиционного освещения, свёрнутая торговля. Да что там творится?

Брейк уже развернулся, собираясь искать капитана с целью задать другой курс, как внезапно натолкнулся на вылезшего из трюма жреца Асардона.

— Что за хрень у вас творится? Что члены Третьего знамения делают в составе портовой охраны? Что с портовой торговлей?

Жрец был необычно мрачен.

— Я только что получил предупреждение нашего лидера. Планы меняются.

— Что за шум?! — На корму поднялись непонятно откуда взявшиеся Айдол и Гефест.

— Это проведение, что вы на нашей стороне, спасители вы наши. Я помню ваш вопрос, достопочтенный Брейк, о том, могла ли Сетара являться виной исчезновения Вериф. И … теперь я не уверен. В городе свирепствует чума, а героиня Сетара прибирает власть к рукам.

— Можете считать это чудом, а также прямым следствием могущества ваших покровителей.

Дверь тёмного салона кареты открылась, впустив яркий солнечный свет. Жрец Аквиаторий зажмурился. Его глаза ещё не привыкли к такому. Проведённые в застенках дни крайне негативно сказались на общем здоровье чародея. Всё тело ныло, ноги сводило, руки тряслись.

— Ещё раз повторяю. — Аквиаторий злобно посмотрел на своего провожатого. — Я не делал этого, я не убивал лорда Плавио! Шестёрка Эграмона нам ничем не мешала.

— Факты говорят об обратном. — Одетый во всё серое инквизитор презрительно уставился на жреца Асардона. — Была бы моя воля, вы бы живо во всём признались после того, как вам выдрали бы пару ногтей. Жаль, что со жречеством приходиться так церемониться.

Аквиаторий тяжело вздохнул, а затем поднял правую руку, запястье которой венчал как будто бы цельный, отлитый из тёмного металла браслет. Амонитовая блокада — средство сдерживания магической силы заклинателей. Любое использование магии мгновенно отзовётся нестерпимой болью.

— Мне вот с этим идти? — Без надежды спросил жрец. Он знал, какие распоряжения получил инквизитор.

— Да, у ваших есть запасной ключ. Как прибудете на место, они снимут с вас это досадное ограничение … если, конечно, захотят. — Инквизитор ехидно улыбнулся. — Вдруг они тоже понимают, что это именно вы с вашими товарищами стоите за убийством?

Ублюдок! Аквиаторий понял, что вовсю изучает лицо инквизитора с целью получше его запомнить … так сказать для будущей встречи. Да, жрец был виновен во многом, но не в том, в чём его обвиняли.