Шрифт:
– А его жену посадили в тюрьму?
– Нет. Пока идет следствие.
– И она на свободе? Ей ничего не будет за то, что она ударила тебя и медсестру?
– Будет суд. А пока Анжелика под домашним арестом, - так мне сказал адвокат. Он вообще оказался на удивление словоохотливым.
– Она никому навредить не может?
– Нет, не бойся. Ей никуда нельзя выходить.
Анжела сидит в квартире, Кирилл перебрался в загородный дом. Семья распалась. Но Суровцев не зря пошел на хитрость с аварией. Убедился, что жена – настоящая змея. Больше ничто не держит его рядом с Анжелой.
Адвокат сказал, что теперь при разводе Анжела ничего не получит. Кирилл не потеряет ни копейки. И вообще Анжелике грозит реальный, хотя и небольшой срок, если медсестра и я подадим на нее заявление. Я подавать его не собиралась. Шишка на лбу и синяк под глазом не слишком серьезные травмы.
– Мам, а можно я позвоню ему? – вопрос Егора отвлек меня от мыслей об Анжеле.
– Кому? – не поняла я.
– Ну, ему. Отцу… - Егор так впервые назвал Кирилла.
– Зачем? – гнев больно ударил в виски. – О чем тебе с ним говорить?
– Ну, о разном… Я же его совсем не знаю.
– И не надо тебе его знать, - как объяснить сыну, что его отец мягко говоря подлец каких мало?
– Мам, ты же сама говорила, что не хочешь, чтобы он умер.
На это мне возразить было нечего.
– Да. Этого я никогда не хотела. А еще я хочу, чтобы медсестра поскорее поправилась. Может, ты и с ней поговоришь? – понимала, что злиться глупо, но не могла остановиться.
– И еще ты за ним присматривала… Значит, он тебе нужен.
– Я не знала, что он притворяется. Мне он не нужен. И тебе тоже.
– Я его не знаю. Как же я могу понять, нужен он мне или нет? – удивился Егор. – Вы бы помирились… И все было бы хорошо.
– Глупости, - отрезала я.
– Ты сама мне говорила, что надо прощать других. Когда я с Машей поругался... Помнишь? Мы тогда карандаши не поделили. А она была не права, забрала у меня бирюзовый карандаш и сломала. Случайно, но рисовать он уже не мог… Но я ее простил, и мы опять дружим. Это же хорошо.
– Если бы я не поделила с твоим отцом карандаши, я бы его тоже простила, - улыбнулась я. У детей своя логика, и с ней спорить сложно. А еще говорят, что устами младенца глаголет истина.
– О чем ты хочешь поговорить с Кириллом? Что я не могу тебе объяснить? – спросила у сына.
– Я просто хочу узнать, собрал он кубик Рубика или не сумел?
Да, очень важная тема для разговора.
– А еще, что он любит? Нравится ему рыбалка, как дяде Толе, или нет? А еще…
– Ладно, я поняла, - что страшного, если они пообщаются?
Может, и правда пора зарыть топор войны? Однако не слишком ли быстро я забыла все обиды? Хотя, за последнее время столько всего произошло. Похоже, адвокат прав, надо остановиться и подумать. Только это очень сложно сделать…
Набрала Кирилла со старого номера.
– Здравствуй, Лена, - в его голосе я уловила неуверенность и надежду.
– Здравствуй, Кирилл. С тобой хочет поговорить Егор. Он очень о тебе беспокоился, пока ты изображал умирающего лебедя. Надеюсь, мне не придется жалеть о том, то я позволю вам пообщаться.
– Я тебе очень благодарен, Лена. Ты даже не представляешь, насколько. Я бесконечно виноват перед тобой. Понимаю, что ты не можешь простить меня. Но я надеюсь…
– С тобой хочет поговорить Егор, а не я, - я с трудом сдержалась, чтобы не высказать Кириллу все, что думаю о нем.
Протянула сыну трубку:
– Говорите.
– Здравствуйте, - неуверенно произнес Егор. – Как дела?
Через минуту лицо сына расплылось в улыбке:
– У меня тоже все хорошо. Ты собрал кубик Рубика? – похоже, отец попросил обращаться к нему на ты. Идиллия, да и только!
Я развернулась и вышла из кухни. Обида мешалась с ревностью. Объявился отец, и радость через край! И не важно, что Кирилл о нас слыхом не слыхал.
Понимала, что зря злюсь. Кирилл не знал о сыне. Возможно, был бы рад помогать ему. История не терпит сослагательных наклонений. Кто знает, как все могло сложиться? И разве теперь это важно?
Стояла в гостиной и смотрела в окно. Апрельское солнце заливало двор ласковыми теплыми лучами. Васька лежал на скамейке и грел белый живот.
Злилась от того, что Егор слишком долго разговаривает с Кириллом. Может, стоит прервать их затянувшуюся беседу? О чем им вообще говорить? Что у них общего, кроме генов?
Девять лет Егор слыхом не слыхал об отце. Откуда у него теперь такой интерес к папаше? Может, он вообще захочет с ним жить и забудет про меня?
Поняла, что это глупости. Ревность затмевает мой разум. С чего бы Егору уходить к отцу? Как в старой сказке про топор в потолке. Вот поженимся, родим сына, он вырастет, пойдет в подвал, на него упадет топор и убьет. Чего я дергаюсь?