Шрифт:
— Вот туточки и тружусь в поте лица…
В кабинете обнаружилась еще одна железная дверь, ведущая наружу, и четыре громадных сейфа.
— Под документацию и продукцию, — военпред шлепнул по пузатому боку несгораемого шкафа, — а там отдельный выход, для эвакуации. Не дай бог, конечно, — он тщательно сплюнул через левое плечо и постучал по столу. — Чай будешь?
Электросамовар я давно разглядел, и даже початую коробку конфет «Золотая нива», но мотнул головой.
— А теперь скажи мне, что это было? — тон у военпреда изменился, прибавляя и жестких, и просительных нот. — Да я уже забыл, когда так хорошо чувствовал себя! Который год подряд… как будто изнутри распирает! Голова раскалывается, настроение скачет… Но сейчас… не знаю… такое чувство, что все лишнее вышло, и мне хорошо!
— Дик Владимирович, — мои мысли опасливо отлились в слова, — я немножко экстрасенс, а у вас слишком много… м-м… психодинамической энергии, вот я и снял избыток. И еще давление повышенное! Ну-ка…
Я опустил ладони на голову Сухову, касаясь берета, и радостно улыбнулся. Вижу, вижу! Снова вижу, как раньше! Не глазами, мозгом. Сосуды и вправду изношены… и локальные кровоизлияния… А вот я их сейчас!
Мои ладони направляли струйки энергии — они цвиркали у меня между пальцев, горяча, а я просто захлебывался в том потоке силы — силищи! — что вливался в мои «севшие батарейки».
— Ох, ты… — ошалело забормотал военпред. — Легко-то как! Уф-ф! Хорошо… Спасибо! Ох… Нет, ну правда — спасибо!
— Только никому не говорите!
Дик Владимирович снисходительно улыбнулся, и постучал кулаком по сейфу:
— Уж в этом-то я знаю толк!
Тот же день, позже
Зеленоград, аллея Лесных Прудов
Дома никого не было, и я расслабился, хотя нервная взвинченность не покидала. Вышло у меня «обретение Силы», или просто окатило «обратным огнем»? Того ощущения переизбытка энергии, что пузырилось во мне в цеху, не стало. Слилось?
Кривя губы в усмешке, я покопался в сумке и выцепил верный складной ножичек. Ну-ка… Вот оно, то самое лезвие. Отточено на манер скальпеля! Вспоминая, куда мама засунула аптечку, я легонько полоснул по левому предплечью.
Знакомая процедура. Надо только быстро зажать ранку большим пальцем, чтобы на пол не накапать, и не отпускать хоть пару минут. Если затянется, значит, что-то к тебе вернулось…
Суетливо бросив ножик, я вытянул палец — и замер. Ранка зажила! Не подернулась тонкой розовой пленочкой, как бывало, а уплотнилась шрамиком. А вот и он рассосался… Растаял будто!
— Не, так не бывает… — выдавил я сипло.
Покрутившись по гостиной, заглянул на кухню и сунулся в холодильник. О! Бутылочка «Боржоми»! Папа, правда, половину уже выдул, но мне хватит. Для опыта.
Не верю в структурирование воды, глупость это, но ведь как-то я ее «заряжал»! Кресты не чертил руками а ля Чумак, просто сосуд гладил. Потерев бутылку, как Алладин лампу, я добился того, что выдохшаяся минералка вскипела будто, вышибая пробку, и тугой струей окатила белую «Бирюсу».
Медленно утерев брызги с лица, я качнул бутылку. С полстакана осталось еще…
— Ну, с обретением! — хмыкнул я, и выпил все до дна.
Глава 14
Четверг, 1 апреля. Раннее утро
Первомайск, улица Дзержинского
— Здравствуйте, ребята! — ликующий голос словно осветил комнату. — В эфире — «Пионерская зорька»!
Переливчато запели фанфары, требуя немедленно вскочить и броситься навстречу разгоравшемуся дню. Для начала я потянулся, как следует. Рассудил, сонно моргая, что сегодня и без зарядки обойдусь. Посидел с краю кровати, пошлепал по линолеуму босыми ступнями… Вздохнул — и упал на руки.
«Отжаться пятнадцать раз! — приказал себе кисло. — Для зачина, как Ю Вэ говорит…»
Разогнав кровь, как следует, я встал и захлопнул форточку, хотя ветерок завевал ласковый — «на югах» своя весна, ранняя и торопливая. Подцепив разношенные тапки, прислушался — душ шипел, перебиваемый брызжущим плеском.
«Опередила!» — мягко улыбнулся я.
Ну, это надолго — Настя, пока кубометрами воды не обольется, из ванной не вылезет. Цепляясь ассоциацией, глянул на стакан с минералкой, утвердившийся на подоконнике — солнце серебрило пузыри, и те блестели, как капельки ртути.
— Проверка… — бурчливо обронили губы.
Пятое утро подряд сходит на меня боязливое замирание, стоит только пальцам обжать стеклянные грани. Получится — не получится? Гадаю, чуя порхание бабочек в животе, а затем подтираю расплесканную воду… Не уходит Сила!
Протянув руку к стакану со щербинкой на ободке, я весело хмыкнул, не противясь взыгравшему детскому азарту, и отступил на шаг.
«Михал Петрович, а на расстоянии — могёшь?»
Вывернув ладонь, направил ее в сторону окна — и дал слабый посыл. Вода вскипела, будто в вакууме, забрызгав крашенный подоконник со следами-окружностями от цветочных горшков.