– Третью ходку делаешь, Андронов, - сказали менты.
– И опять велосипед, и вновь - нанесение средней тяжести телесных повреждений!

Тридцатилетним приехал домой. Всё как положено: старушка мать в платочке сереньком, родной заплеванный подъезд, во дворе - сисястые тетки, которых я помнил сопливыми пацанками... Ах, да - весна, скворцы, алкаши вовсю торгуют подснежниками. Один подвалил ко мне:

– Купи велик! По дешевке отдам... Подшипники горят!

Купил. Прокатился на нем до Иртыша и обратно. Вечером пришли менты.

– А-а, старый знакомый... Собирайся.

– В чем дело?

– Да ни в чем. Рама у велосипеда титановая, а седло из крокодиловой кожи... Хороший велосипед. Три тысячи долларов стоит.

В тридцать пять выйдя на знакомом вокзале, услышал голос из динамика, висящего над перроном:

– Уважаемые омичи и гости нашего города, в правом крыле вокзала открылся салон по продаже велосипедов...

От судьбы никуда не денешься. Я зашел в салон. Денег у меня хватило как раз на "Урал" с черной рамой и желтым дерматиновым седлом.

Я выкатил "Урал" на площадь перед вокзалом. Ко мне подошли дежурившие здесь менты.

– Где велосипед взял?

– Купил...

– Ха-ха-ха... Веселый мужик. В отделение прокатиться хочешь?

– Чего я там не видел?

– Вот и мы так думаем. Ладно. Давай сюда велик...

– Еще чего! Я его на собственные кровные гроши... Пять лет на зоне термосы китайские делал...

– Ах, так ты еще и термосы делал? Держи, держи его, Петька!..

– Гр-раждане, помогите задержать... Ой! По голове... Дурачок, не сопротив... за...ко..ну...

– Уби-и-или!

Май был, клумбы вскопаны, листочки на ветках, короткие юбки и прочая чепуха. Я ехал на "Урале" по городу, которого не видел пять лет. Вот и старушка мать...

– Здравствуй, сынок. С прибытием. В подъезде - засада...

– Вот тебе, мамка, платок. Теперь не скоро увидимся.

– Что ты еще натворил?

– Да, понимаешь, при выходе из вокзала, на площади, немного посопротивлялся закону...

– Стоять!!! Р-руки за голову!.. Не двигаться!!!

– Да не двигаюсь я...

– Что-о?!

– Не видите? Стою неподвижно перед вами. Будет и этого. А "руки за голову" - шалишь. У меня почки, начальник, больные... Да при матери не топчите, козлы...

Май. Перрон. Родной город через десять лет неузнаваем, как кирпич, завернутый в газету: вроде он, и не он...

Доехал на троллейбусе до Зеленого острова. Вышел. Кругом торгуют гвоздиками, пивом, мороженым. Усевшись на лавочку под старой ветлой, закрыл глаза и подставил лицо солнцу.

– Дедушка...

Я открыл глаза. Передо мной, держась за руль велосипеда, стоял пацан лет восьми.

– Чего тебе?

– Посторожите, пожалуйста, велосипед. Я на минутку к маме зайду, она вот в этом кафе работает...

Я достал из кармана "перо" и с размаху воткнул его в левую кисть.

– Дедушка, вы чего?!

Я закатал рукав и дважды полоснул себя "пером" по предплечью... Пацана как ветром сдуло.

Я перевел дыхание. С облегчением откинулся на спинку скамьи. Солнышко ласково грело. На Иртыше гудел пароход. Кровь текла на землю. Словом весна, май. И никаких велосипедов...

Деревенский детектив

Широков, сельский участковый, вошел в свой кабинет, расположенный при местном ДК, и не успел снять шинели, как дверь отворилась без стука, на пороге появилась женщина с ярко накрашенным ртом.

– Я к вам, товарищ старший лейтенант.

Широков уже шестой год ходил в старших лейтенантах. Не диво, что от слов посетительницы он невольно поморщился.

– Слушаю вас.

– Я Мария Петровна Косточкина, бывшая учительница начальных классов, ныне пенсионерка, проживающая в собственном доме по Тихому переулку... Дело у меня, товарищ старший лейтенант, вот какое...

Через десять минут Широков и Косточкина месили осеннюю грязь в направлении Тихого переулка, расположенного на краю оврага, по дну которого струился поток с поэтическим названием Дура.

Домик Марии Петровны, отражаясь в вялотекущей поверхности Дуры, выходил окнами в поле, где не было видно ни одной живой души. Зато в огородике, окруженном похилившимся частоколом, непосредственно примыкающим к данному дому, стоял какой-то человек. Несмотря на осенний хлад и сыпавшуюся с неба морось, человек стоял в майке и шортах, рыжеватые волосы его были всклокочены. Подойдя ближе, Широков рассмотрел, что изо рта человека торчит морковка.