Шрифт:
– Вот он самый и есть, - прошипел возле уха участкового голос Косточкиной, - мой жилец, Владимир Матвеевич Фариков, прошу любить и жаловать...
Держа руки в карманах, жилец Марии Петровны продолжал жевать морковку, безо всякого интереса глядя куда-то вдаль.
Приблизившись практически вплотную к Фарикову, Широков кашлем прочистил горло. Однако это не возымело никакого действия. Владимир Матвеевич не вздрогнул, не пошевелился. Только желваки ходили над ушами и слуха участкового достигал сочный хруст.
– Фариков, - окликнул участковый.
Тот же эффект.
– Фариков!
– Да не трудитесь так кричать, - не оборачиваясь, вдруг сказал жилец Марии Петровны.
– Я глухой.
– Вот как?
– смутился Широков.
– Но как же мы будем с вами общаться?
– А зачем нам общаться?
– Как же... Вот ваша хозяйка с жалобой на вас обратилась.
– С какой?
– Мария Петровна утверждает, что вы ее ввели в заблуждение.
– Я? Помилуйте, офицер, с моей стороны это было бы не только неприлично, но и... К тому же Мария Петровна не в моем вкусе.
– Я вижу, вы меня совсем не так поняли. Вы откуда к нам приехали?
– Ну, из Омска.
– А гражданка утверждает, что вы ей сказали, будто из Новосибирска приехали!
– Ну и что?
– Вы проктолог?
– Нет.
– А кто?
– Человек...
– А профессия у вас есть?
– Да... Лет двадцать или тридцать назад я, кажется, окончил филфак Карагандинского пединститута.
– Зачем же вы представились своей хозяйке проктологом?
Фариков пожал плечами.
– А вот это, - вынул что-то из кармана и показал Фарикову участковый, Мария Петровна у вас в комнате нашла... Между прочим, это черт знает что такое.
– Согласен.
– Придется съехать вам, гражданин, с этой квартиры.
– Вот еще...
– То есть как?
– Ну ладно, съеду. Только, предупреждаю, порублю топором рамы оконные в доме Косточкиной и устрою ей замысловатый дефект в проводке...
– А-га. Спасибо, что предупредили. Сделаете - я на вас уголовное дело заведу.
– Это уж как водится.
– До свидания.
– Всего хорошего.
Повернувшись, Широков молча прошел мимо взирающей на него с надеждой Марии Петровны, спустился в овраг, перешел Дуру вброд и по пояс мокрый направился в поле. Старший лейтенант шагал по вязкой, изрезанной плугом земле и ни о чем не думал...
Юбилей
Поздравление было вполне безумным. "Дорогой Владислав Васильевич, писал поздравитель, - с днем рожденья! Вот уже с лишком тридцать лет вы возглавляете Союз потребителей охладительных приборов. Вспоминаю, как вы, безусым, появились в управлении Союза и заняли один из столов в кабинете, в котором распоряжался я. Помните ли, любезный, как я вас гонял за сигаретами? Помните ли вы наши вечеринки на короткой ноге? А Екатерину Станиславовну?.. Как я вас застукал... Вы, в соплях, ползали на коленях, умоляя меня не выгонять вас с работы! Я обошелся, кажется, немножко сурово с вами... Досталось вашему юному загривку! О, я был ревнив, как белый медведь... Надеюсь, вы на меня не в претензии? Екатерина Станиславовна тоже шлет вам привет. У нее выпали все зубы, она прикована к кровати, слепа и общается со мною лишь при помощи мычания, все оттенки которого понятны лишь мне. Мне! Одному! Боже мой, как я счастлив... Итак, вы сидите в своем высоком кресле, а я безраздельно владею своей супругой, которая..."
Дальше Владислав Васильевич не стал читать. Отложив открытку, исписанную кругом бисерным почерком, директор Союза потребителей охладительных приборов встал и прошелся по кабинету, заставленному цветами, керамикой, хрусталем - подарками к юбилею. Остановившись, юбиляр тупо посмотрел на напольную вазу с псевдорусским пейзажем на пузатом боку...
На Владислава Васильевича вдруг свалилась эта безумная ночь, когда пьяный муж спал, а он и сорокалетняя зеленоглазая шатенка, как подрубленные топором, рухнули на тахту в той, другой комнате...
– Екатерина...
– Молчи! Ты - мой навсегда...
Потом были вопли Куликова. Его угрозы. Он был в силе тогда и обладал связями. Пришлось призвать на помощь актерские способности и поваляться-таки у кретина в ногах, аккуратно рвя на себе волосы...
Владислав Васильевич надел пальто, шляпу.
– Я пройдусь, - кинул он вскочившей при его появлении секретарше.
Вода в Омке напоминала холодный прокисший чай. Директор СПОП брел по песку у самой кромки воды и думал: "Дойду до моста, поднимусь на него и брошусь в водоворот..."
Он поднялся на мост и, дойдя до середины его, остановился. Внизу кружились бурные, не слишком большие водовороты.
"Ты - мой навсегда..." - вновь послышался голос.
Владислав Васильевич испуганно огляделся. Но мимо текла вполне нелюбопытная толпа.
...Он позвонил в дверь, ему открыли. Он вошел. Вот и дальняя комната, тахта на прежнем месте.
"Предатель, - с грустью и любовью произнес незабвенный голос.
– Мой очаровательный карьерист..."
Но на самом деле никто не проронил ни слова. В абсолютной тишине директор стоял на коленях перед тахтой, на которой лежала большая седая старуха. Она гладила его по голове страшной отекшей рукой, а Куликов, с палочкой, в женской кофте, за спиной бывшего соперника молча давился слезами.