— Может, потому, что я сейчас в белом? — попытался он отшутиться и поправил полотенце на бедрах. — Люди в белом обычно ассоциируются с кем-то благородным и на лошади, разве нет?

Если бы я знала его чуть меньше, я бы просто вышла за эту дверь. Но я видела, что несмотря на его улыбку, глаза мужчины оставались серьезны, и ожидала ответа, а не простой отговорки.

— Иди сюда, — поманил он, усмехнулся, когда я не сдвинулась с места. — Просто так будет наглядней.

Ну раз так…

Когда я приблизилась, он взял меня за руку, завел в ванную и развернул лицом к большому зеркалу, занявшему добрую половину стены.

— Н-да, открытый нарциссизм впечатляет, — не удержалась от реплики я.

— Если хочешь, я передам Филиппу, — хмыкнул Никита. — Раньше это была его комната.

— А потом?

— Тебе подсказать, в какую он переехал?

— Я не собираюсь идти туда и сравнивать зеркала! — возмутилась я подозрению. — Мне интересно, почему ты перебрался сюда?

— Ну… нарциссизм же еще бывает и скрытым.

Никита прижался ко мне со спины, и я услышала, как дрожит его грудь. Перевела взгляд на все еще запотевшее после горячего душа зеркало и улыбнулась, заметив, как он смеется.

— Посмотри, Аня, — мужчина убрал мои волосы назад, скрутил их в узел и зажал в одной руке, чуть приподняв мою голову вверх и заставляя прислониться к нему еще больше. — Посмотри внимательно. Видишь?

— Да, — легко согласилась я.

— Нет, не видишь. Посмотри внимательней, глубже.

Я снова посмотрела на отражение нашей пары.

И увидела через таявший пар на стекле…

Себя — немного испуганную, немного растерянную, с нескрываемым любопытством в глазах. И мужчину, который смотрел на мое отражение так властно и жадно, что даже странно — почему личина «лишь друг» треснула только сейчас. Мужчину, глаза которого медленно, с удовольствием и с каким-то внутренним правом, которое он ощущал, скользили по моей фигуре, едва ли не раздевая при этом. Мужчину, которому полотенце на бедрах казалось в эту минуту не более необходимым, чем мне. Мужчину, без которого я не могла, не хотела представлять своего завтра…

— Да, — сказал он и отстранился. — Теперь ты увидела.

Он все еще стоял позади меня. Казалось бы, ничего и не изменилось — он, я, наше отражение все еще вместе, и его взгляд все также на мне…

Но теперь в его глазах я отчетливо увидела то понимание, которое он заставил осознать и меня.

— Большая разница, правда? — на его губах привычно заиграла усмешка, но лицо осунулось, его словно заволокло невидимой тенью. — Вчера я показал тебе женщину, которая хочет мужчину. А сегодня — женщину, которая боится его потерять.

Упрямо покачав головой, медленно, так как он все еще сжимал мои волосы, развернулась в его объятиях, жалко простонала, когда он обнял меня так нежно, что просто до слез.

Его слова… Казалось бы, так логично…

И было бы проще, гораздо проще признать, что он прав, но… мы никогда не врали друг другу.

Вновь качнув головой, я прижалась к нему сильнее. А потом успокоилась под стук его сердца и смогла облечь в слова то, что думаю.

— Никита, я не знаю, что со мной происходит. Не понимаю своих реакций. Мне кажется, их вообще понять невозможно — они такие противоречивые, что я путаюсь и сама, и… — Мне понадобилась минута, чтобы набраться храбрости и продолжить.

— Я все еще не разобралась в своих чувствах к Филиппу. Вернее, я была уверена, что все ясно, и… Я была уверена в этом так долго…

Никита отпустил мои волосы, словно даря свободу, но его руки тут же сильнее обхватили меня, приподняли и усадили на что-то вполне комфортное. Ага, стиральная машинка — достаточно высоко, чтобы смотреть друг другу в глаза, без утайки.

— Эти два дня… — продолжила я со вздохом, выдавшим, как мне трудно, и говорить, и пытаться понять, и чувствовать это. — Все происходит очень быстро, раскручивается, как карусель, а я…

— А ты боишься скорости и высоты, — закончил он, когда я замолчала.

— А еще твоих сюрпризов и перемен, — добавила я.

И с удовольствием и облегчением наблюдала за тем, как он откинул голову и рассмеялся, взъерошив черные короткие волосы.

Кстати, странно, но несмотря на его восточные корни и то, что он темненький, на его груди волос совсем не было. Не было их и на плечах, и на спине, и на заднице, как часто встречается у мужчин. А там, где были, смотрелись очень даже уместно. И прическа эта ему идет, и на ногах с растительностью все тоже в порядке нормы, и черная дорожка, ведущая к полотенцу, аккуратная и манящая по ней прогуляться, и там, под белым-белым полотенцем тоже не было все черным-черно, а так… скажем так…