Шрифт:
— И что ж я тебе такого сказал, перед тем как вырубился, что ты сменила гнев на милость, — обнимаю ее за талию!
— Да так одну глупость, но очень милую.
40. Река наслаждений
Лиза
У меня перехватило дыхание от его слов… Как странно! Любит? Да будь он трезвый, кинулась бы ему на шею, а так… Все равно сердце стучит, что кажется, сейчас вырвется наружу.
Спокойно, Елизавета! Проснется, выяснишь, правда ли это или бред сумасшедшего.
Выхожу на кухню, бабушка ещё сидит за своим вязанием.
— Ну что уложила своего Матвея? Прям беда с ним. Повод хоть есть?
— Уложить-то уложила, а про повод не знаю…
— Лиз, ты хоть бы чаю выпила чтоли, а то пока вы там разбирались, детей покормила и отправила по комнатам, нечего им заглядывать! А ты со своим Матвеем скоро совсем исчезнешь, вон уже лица на тебе нет!
— Да не мой он, — что ж бабушка заладила.
— Твой-твой, с чего бы так с ним носилась, уж сама себе не ври.
Перевожу тему:
— А что у нас есть вкусного?
— Да полно ж всего. И я приготовила, и Мисси. Чего хочешь: мясо, рыбу? — бабушка открывает холодильник.
— А что из овощей есть?
— Помидоры, огурцы, перец. Тебе салат сделать? Ну и мои солёные огурцы, что я из дому привезла…
— А давай, я вот рыбку с солёным огурчиком, и потом чаю конечно.
— Хорошо, — бабушка заботливо все выкладывает и ставит чайник!
Я понимаю, что с утра у меня и маковой росинки во рту не было, ем быстро и аппетитом. А бабушка просто сидит рядом и наблюдает:
— Ты, Лиз, не спеши так, никто не заберёт! А на ночь возьми воды, вон таблетки какие и полотенечко. Вдруг Матвею плохо станет и если сможешь, уложи его на подушку повыше. А то мало ли что!
— Все сделаю и пойду в гостевую, наверное, ночевать!
— О нет, с ним оставайся, заодно и проследи, чтобы все было хорошо!
Я киваю.
Собрала все необходимое и иду к себе.
Мэтт раскинулся на всю кровать аки звезда. Ну и как его так переложить, чтобы и мне место было? Немного подтягиваю его на подушке. Ну тяжёлый же! Или это я, как говорит бабушка, совсем уже охляла с этими чувствами.
Пойду в ванную, надо подумать. Набираю теплую воду, добавляю ароматную лавандовую соль и погружаюсь. Вода укутывает меня, успокаивает. Я на миг забываю обо всех заботах и даже прикрываю глаза от удовольствия. Но тут же мысли уносят меня в совершенно другую ванную в квартире Мэтта, в тот день когда мы были там вдвоем. Лиза, ку-ку! Гони от себя наваждение, а то уже так завелась, что ух! Так поди выйдешь из ванной и накинешься на спящего Мэтта! А что было бы неплохо… Смываю с себя душем остатки соли и переодеваюсь в пижаму, не голой же спать рядом с ним, уже достаточно, что он почти разделся.
Убираю его руку и ложусь рядом! Прикрываю его одеялом, чтобы у меня не было соблазна. Не стану же пользоваться его состоянием… Закусываю губу, до крови. Как же я его хочу. Хоть пьяного, хоть какого. Лиза, потерпи до утра! А там видно будет.
Ну утром мне просто его жалко: бледный, взлохмаченный, видно, что ему плохо! Сам же виноват! И эти провалы в памяти! Ну уже хорошо, что про предложение не забыл, вот про признание… Ну и пусть.
И так уже что-то…
Перед тем как выйти из дома, решаю надеть его подарок — подвеску с птичкой.
Возле океана между нами возникает момент восхитительной близости: мы даже говорить перестаем, иногда взгляды красноречивее слов.
Мимо проносится Ник:
— Бетти, а спорим, ты меня не догонишь!
— А вот и легко! — бегу за ним и моментально спотыкаюсь… Моя дурная карма… Ну никогда ж нормально не бывает. Понимаю, что ушибла ногу и, по-моему, счесала колено, просто джинсы как раз в этом месте становятся влажными. Предположительно от крови. И Мэтт, и дети молниеносно кидаются ко мне.
— Птичка, ты в порядке, встать можешь? — Мэтт помогает мне подняться, — теперь моя очередь тебя таскать.
Подхватывает меня на руки. Майя аж замерла. Вот слишком много смотрит мультов про принцесс.
— Поехали, прокачу тебя до больницы, погибель ты моя!
Врач осматривает ногу и интересуется моей страховкой. Перелома нет, сильный ушиб и содранная кожа на колене. Ногу фиксируют специальной лангеткой, а колено обрабатывают антисептиком. Ещё пару наставлений и отпускают. Мэтт с детьми ждут меня в приёмном покое, и уже что-то жуют.